Евсения

— Ты это видишь? — отставив к лестнице фонарь, засмеялся Стах. Я развернулась к нему и тут только поняла, что дело вовсе не во мне — рассветное солнце, вынырнувшее из-за леса в аккурат напротив, окунуло нас всех в свои первые цвета. И струи падающей воды. И каменные неровные стены и кентавра с его возлюбленной. Все сейчас было раскрашено самым могущественным волшебником. — Этот грот мама подарила отцу за год до моего рождения. Она хотела сказать, что в мире вечны лишь солнце и еще наша любовь. И больше ничего. Не будет их, исчезнет и сам мир. Ты понимаешь, любимая? Не надо бояться…

Обратно мы возвращались обнявшись и молча. У меня перед глазами был «розовый» рассветный грот, а в ушах — последние слова моего любимого: «Не надо бояться». Поэтому, я периодически запиналась на ровном месте, а Стах меня терпеливо на руках подтягивал:

— Ты, наверное, спишь?

— Я больше не буду.

— Чего не будешь? — недоуменно склонился мужчина. — Спотыкаться?

— Бояться… не буду.

— Ну, вот и хорошо. Надо почаще «по душам» разговаривать, — смеясь, вынес он вердикт.

А у самого дома, нам наперерез, из-за кустов неожиданно вывернула еще одна обнявшаяся парочка. Хотя, почему, «неожиданно»? Мы несколько мгновений молча друг на друга пялились. Первым не выдержал Стах, громко хмыкнув. Потом смущенно расплылся Русан, потерев рукой подбородок. Последними и очень звонко присоединились мы с подругой. Да так, что из-за угла дома выскочил Хран с удой наперевес:

— Ёшкин мотыляй! Накрылась рыбалка!

А Тишок, брякающий пустым бидоном, нервно почесал меховой бок:

— Никакой ответственности. Ну, вы чего, мужики?

— Да как это, «накрылась»? — праведно возразили над моей головой. — Русан, ты готов?

— Конечно. Рыбалка — это ж святое.

Вот так вот. А мне тут про другие вечные ценности «по душам» втирали. И, судя по взгляду Любони, не мне одной…

ГЛАВА 5

— …и звал меня «Фемой», кхи-хи… Годочков до четырех. Ну, а «Серафимой» я недолго побыла. Потом сразу в «демоны» представилась.

А знаете, почему? Строгости он не любил, гордая порода — кентаврийская кровь. Да до сих пор…… глаза прищурит и…… а один раз, в шесть лет Фрону за косу оттаскал за одно это обидное… Она после сюда ездить…… И обычай у них, у местных — кому девка сережку свою отдаст, тот…… - Стах, вошедший в комнату, обогнул свою нянечку в кресле. Лишь глянул на нее строго, с демоническим прищуром и направился прямиком ко мне, взгляда по дороге не сменив: «Что ты серьги свои разбрасываешь? Фрона их нашла и расплавила на…

— Евся. Да, Евся.

— Чего?! — встрепенулась я и… проснулась окончательно.

Склонившаяся надо мной Любоня спешно приложила к губам пальчик:

— Тише. Тетушка Серафима, того. Так что, давай отсюда, только осторожно. Или вы с ней на пару будете носами клевать?

— Что-то расхотелось, — зевая, протерла я глаза.

Время, щелкая настенными часами-домиком, приближалось к полудню. За окном притих в набежавших с неба тенях сад. Сама же радушная хозяйка спаленки (попробуй ей, откажи) утомившись под грузом воспоминаний, посапывала носом в бантик чепца. Да так сладко… Я накинула на нее подхваченную с кровати шаль, а потом вслед за подружкой, боком выскользнула на террасу:

— Ну, что будем делать? — глянула с прищуром на Любоню, застывшую тоже, в живописно задумчивой позе: не то петь, не то плясать.

— А пойдем к тебе. Ну не переться же к мужчинам на озеро в такую-то жару? Заодно поболтаем.

— Пошли.

Моя собственная комнатка показалась сейчас такой прохладно — зовущей, что мы с подружкой обе, без раздумья, тут же нырнули прямиком под цветастый кроватный балдахин. А потом ненадолго замолчали, решая, видно, с чего бы начать болтать. Хотя, лично меня интересовало сейчас…

— Скажи, Любонь, а что там нянечка Стаха про сережки говорила? Что за обычай такой и у кого?

— Ну, ничего себе, — удивленно хмыкнула та. — Ты ж ей кивала все время и даже звуки какие-то мычала.

— Это я от крайней вежливости. А на самом деле дремала. И ты знаешь, мне ведь сон приснился… — вдруг, задумалась я, а потом тряхнула головой. — Так что там с сережками? Вдруг, это сильно важно.

— Ну, не знаю, как тебе, а вот Фроне… — зевая, повернулась подружка на бок. — Праздник у них здесь есть, наподобие нашего Солнцеворота. Только, вместо венков девки своим суженным серьги, ну, это…

— В речку кидают?

— Да нет. Прячут или оставляют на разных видных местах. В зависимости от того, чем ты ночь желаешь закончить. И с кем.

Я же, представив унылую Фрону «девкой с косой», насмешливо фыркнула:

— И кто кого сережкой осчастливил?

— Догадайся сама… Фрона Стаха. А когда он над ней посмеялся, обозвала его «мулом убогим».

— И он ее за косу? — открыла я на такое рот.

— Ага, — кивнула Любоня, а потом прыснула. — Видно, с тех пор она косу и обстригла, под чистую.

— Однако, развитая дама — рано взрослеть начала. Я в шесть лет о куклах мечтала — настоящих, не тряпичных… — почесав нос, скривилась я в потолок. — А вот мне интересно, пришел бы он к ней с этой сережкой, чтоб она делать стала?