Евсения

— Ну, и дуреха же ты, в самом деле, — покачала головой «многоопытная» Любоня. — Как это, «не главное»? А ты напиши именно то, отчего она в своей цене сразу во много раз возрастет.

— Это как?

— Это, «что», — уточнил мне с кровати Тишок. — Напиши ему, что…

— Оба сейчас помолчите, — сделала я глубокий вдох. — Я знаю, что ему написать… — и приложила, наконец, свой карандашный огрызок к листу бумаги…

— Евся… Да, Евся. Я спрашиваю, как все прошло? — дернул меня за короткую штанину, прискакавший от лошадей Тишок. — Дошла посылочка до адресата?

— Ага. Теперь — только ждать. А у вас как?

— Сдал наш табун Стрижу и сразу к вам. Они нас будут ждать на том же месте. Оттуда и нырнем.

— В каком смысле? — прихлопнула очередного «упыря» на своей шее Любоня.

— В прямом, госпожа души моей. Купаться с тобой будем. Наконец-то.

— Пасть свою похабную…

— Я понял, — вновь стал серьезным бес. — И раз вы шуток моих не понимаете, пойду ко я на разведку — нюхну под порожком табачку немножко.

— Ага. Только, не обнюхайся. А то будем тебя потом в лопухах ловить, — совершенно серьезно, предостерегла я «разведчика».

Но, ждать его пришлось недолго. И вскоре на самой грани освещенного вокруг крыльца овала, призывно замаячила нам маленькая хвостатая фигурка.

— Это он чего? — от неожиданности, басом выдала моя дорогая подруга.

— Не знаю… Пошли. Только держись рядом со мной и не пугайся своей незримости.

— Ага. В детстве ты меня о таком даже не предупреждала. О-ой…

— Любоня, смотри вперед, — нетерпеливо потянула я трусиху из уже опостылевших кустов к задней стене каталажки, куда за долечку до нас юркнул бес:

— Дымом несет качественно, — почесывая лапкой нос, чтоб не чихнуть, начал он отчет. — Они там уже орут и веселятся вовсю. И, если вы напряжетесь, то даже здесь расслышите… Но, дружно расхибаривать нам ворота что-то не торопятся. Видно, не тех мороков словили. В общем, Евся, надо работать по запасному плану, иначе можно и упустить главный момент.

— Это по тому, что ты предложил?

— Так точно.

— Ну-у… — скосилась я на зажатую в Любониной руке сковороду. — Тогда, не будем терять время и все — по своим местам… Удачи нам, друзья — подельники.

— О-ох, Мокошь — справедливица. Если что, прибила случайно…

Наверное, мы слегка опоздали. Потому что я обещанных «оров» и шумного мужского веселья, как ни силилась, расслышать все ж, не смогла. Но, остатков его хватило вполне. И на требовательный стук, теперь уже в окно, высунулись сразу все три, имеющиеся в наличие недоуменные мужские рожи, подсвеченные снизу кривым канделябром… Да-а… Ими самими надо людей пугать, особенно, когда глаза в кучу и…

— Эй, полоротые! Не доглядели?! А вот мы сейчас по-быстрому возьмем и слиняем без суда и публичных покаяний! Слушай, друг, а может, прямо здесь и начнем… публично каяться? Ты — не против?.. — «не против» были и вызвавшиеся лично в слушатели несколько окрестных собак, поднявших в ответ на писклявый крик свой лай. Правда, пока неуверенный. Так, прочищали глотки. Обменивались информацией. Поэтому наглец, каким-то чудом выбравшийся из камеры на свободу, одернул свой черный жилет и вновь набрал воздуха в грудь. — Люди добрые!!! Посадили ни за что!!! Сгребли посередь улицы и меня и братана мово!!! Да мы вообще монахи неместные! Подписи на канонизацию досточтимого Ольбега собираем! Так ведь, братан мой?! Чего молчишь?.. Братана мово пытали!!! Язык вместе с усами вырвали!!! Люди… О-ой! Шухер! — и, напоследок показав собственный длинный язык, нырнул в ближайшие кусты у дороги.

Седой же его «братан» остался мужественно стойким (стоячим), но, как только вожделенные двери распахнулись, начал медленно таясь на фоне луны. Чем вызвал у двух окосевших стражников состояние полного неконтролируемого безумия. Поэтому звук «Бу-у-м-м» стал милосердным актом (надо будет Любоне так потом и сказать). Но, не сейчас:

— Эй! Аф-фу-у… А впусти вы гостеприимно магию, все было бы еще… милосерднее, — отряхнув ладони, переступила я через осевшего мужика. — Любонь, а третий?

— Выскочили только два, — пожала с крыльца плечами подруга, перехватив сковороду.

— Ага… Тогда я вхожу. А ты поищи у этих, на всякий случай ключи от камер.

Сразу же за порогом, вместе с вернувшейся зримостью я сделалась и «слепой» и «глухой». И, постаравшись, на сей факт не отвлекаться, быстро огляделась по сторонам. Высокая конторка, заставленная тарелками с бутылями, разделяла комнату на две половины. А слева от входа начинался узкий коридор с черной тьмой в конце, откуда, ощутимо тянуло сыростью. Значит, мне туда. Не знаю, но, опять же из книжек, мне думалось, что тюремные камеры должны быть обязательно в подземелье. Ну, на худой конец, в подвале. И, громко чихнув (для храбрости), я направилась прямо во тьму. Вскоре, меня нагнал Тишок — уже без жилета. Правда, слегка охрипший. А за ближайшим поворотом мы столкнулись с бредущим навстречу огромным мужиком со свечой в вытянутой руке. Он, окинув меня пустым взглядом, нежданно доверительно сообщил:

— Там бесы пакостные. Это — конец. Что я Ольбегу скажу?