Exemplar

Если прибегнуть к свидетельству самого Г. Сузо, то указанными речевыми практиками он намеревался извлечь человека «с помощью образов»[1165] (с. 9 наст. изд.) «из сего лживого, долу влекущего мира к возлюбленному Богу» (с. 10 наст. изд.). Он, впрочем, в полной мере отдавал себе отчет, что используемые им «картинки и образные выражения» предельно «далеки от без-образной Истины и <...> на нее не похожи» (с. 149—150 наст. изд.), ведь «в тысячу раз неподобней, чем подобней, выдаваемое за подобие». Ставя себе самому вопрос: «Как в образах представить без-образное и как зримо явить лишенное зримого вида?», немецкий мистик отвечал на него: «изгоняя образы образами» (с. 147 наст. изд.). Другими словами, Г. Сузо абсолютизировал поиск и его метод, но умалял все его как промежуточные, так и конечные результаты: «образы» с их лживым подобием Тому, «Что выше всякого помысла и всякого человеческого разумения»[1166] (с. 147 наст. изд.).

В автобиографии и «Часослове Премудрости» оба созерцания приведены в противоположном порядке. В соответствии с «Часословом», второе, беспредметное, созерцание выше первого, насыщенного предметной образностью, созерцания и свидетельствует об изрядной духовной зрелости Ученика. Хотя и оно относится не к Богу самому по себе, но к его истечению вовне, к его эманации[1167].

Описанное в гл. V автобиографии Г. Сузо созерцание ангела-хранителя примечательно входящими в его состав аудициями, не зрительными, а вербальными, словесными откровениями. Перед нами разворачиваются характерные для немецкой мистики Средневековья взаимно-обращенные конструкции, в изобилии встречающиеся как в «книжицах откровений» и «монастырских хрониках», так и в немецких опусах Экхарта.

Чем с большей любовью ты обнимешь Меня и чем более невещественно Меня поцелуешь, тем с большими упоением и приязнью ты будешь объят в Моей вечной ясности (с. 23 наст. изд.).

Смысл подобных «чем... тем» и «сколь... столь»-конструкций будет раскрыт ниже. Пока же обратим внимание на имеющийся в них взаимный обмен прямо пропорциональными действиями со стороны Служителя и со стороны насельников неба. Обмен этот не поочередный, а одновременный. С возрастанием активности с одной стороны увеличивается активность с другой. Более того, это вообще единое действие Служителя, рассмотренное в активном модусе и пассивном, как усилие и его результат, sub specie temporis и sub specie aeternitatis. Залогом успеха прилагаемых Служителем стараний являются, ни больше, ни меньше, сами эти старания.

Что касается прочих созерцаний — двух Иоаннов, Экхарта и Футерера, — то основной их темой является «бесстрастие» (gelassenheit), пришедшее на смену экхартовской «отрешенности» (abegescheidenheit), хотя последний термин, как и однокоренные с ним образования, иногда также встречается в опусах Г. Сузо[1168]. Понятие «бесстрастие» представлено в созерцаниях в двух его главных смысловых аспектах, как оставление себя и своего: «надобно <...> уклоняться от себя самого, от своей самости», и как препоручение себя произволению Божьему: «надобно <...> все вещи принимать от Бога, но не от твари» (с. 26 наст. изд.). Самость обнаруживает себя в индивидуальных представлениях о Боге, поэтому следует «терпеливо выходить из себя самого в оставлении Бога и так покидать Бога ради Бога», — это «горше и нужнее» всего остального[1169] (с. 26 наст. изд.).

4. Переосмысление светских ритуалов и аскетические «упражнения»

Дальнейшее протекание жизни Служителя (Ученика) было в полной мере обусловлено истиной, открытой ему Богом в аудиции о постижении возвышенного Божества через посредство страждущего Иисуса. В «Часослове» эта истина сформулирована следующим образом:

Если желаешь достичь познания Божества, тогда тебе предстоит научиться восходить к высшему шаг за шагом, как бы царским путем, через воспринятое Христом человеческое естество и Его страсти в соответствии с человеческим естеством (I. Cap. 2. — Seuse 1977: 384, 6—9).