Ежедневные заботы

За время моей работы в «Красной звезде» сменилось семь ее главных редакторов. Я их всех отчетливо помню. Они были разными, как пальцы одной руки. Был я молод, энергичен, кажется работал хорошо, и все они меня ценили, но, выражаясь по-военному, со всеми у меня происходили и «бои местного значения». К счастью, сие не повлияло на общестратегическое отношение ко мне в этой прекрасной газете, где царил дух дисциплины и товарищества.

Помню рыжеволосого, веснушчатого бригадного комиссара Барандова. При нем я пришел в «Красную звезду». Вскоре он покинул редакцию, перешел на научную работу.

Его сменил Евгений Арсеньевич Болтин, подтянутый, до синевы выбритый полковник, впоследствии генерал-майор. Он был историком и во время войны возглавлял военный отдел Совинформбюро, имел прямое отношение к составлению сводок, которых так ждали в стране. Человек, как говорили в старину, «светский», сдержанный, в пенсне, слегка грассирующий.

И в редакции и в обращении с иностранными корреспондентами он был одинаково корректен и учтив. Как редактор, он всегда точно знал, чего хотел. Помню, как в большом очерке на историческую тему, в том месте, где я рассказывал об убийстве Лжедмитрия, он аккуратно поставил корректорский значок и вывел на чистое поле оттиска следующее добавление: «Труп его был сожжен, пеплом зарядили пушку и выстрелили в ту сторону, откуда он пришел». С той поры я не знал более точной правки своих сочинений.

Затем к нам пришел корпусной комиссар Владимир Николаевич Богаткин. Мужчина высокого роста и высокого звания, с хрипловатым голосом человека, привыкшего громко приказывать и выступать не только на собраниях, но и на митингах. Он исполнял должность редактора нашей газеты, оставаясь в то же время членом Военного совета Московского военного округа.

Первое его появление в редакции было грозным для меня. Он прошел к себе в кабинет через тот коридорчик, где обычно, налево от комнаты секретариата, висела наша «Звездочка». Он увидел на ее столбцах фотографии двух начальников отделов, двух полковников, Ризина и Коломейцева, с пририсованными туловищами, в балетных пачках, с ножками балерин. Кто они такие, редактор узнал из подписи, односложно приказал: «Убрать!» — и проследовал дальше. Через три минуты меня, как редактора стенгазеты, вызвали к нему. Он спросил:

— Кто вам поручил делать из полковников балерин?

Я принял положение «смирно» и ответил:

— Сатира и юмор, товарищ корпусной комиссар. Жанр дружеского шаржа.

— Садитесь. — Это прозвучало скорее приказанием, чем любезным приглашением. — Садитесь и расскажите мне последовательно ход редакционного процесса.

А это уже было совсем другим делом. Я мгновенно понял, что новый редактор — великолепный, умный человек, и рассказал ему о порядке работы редакции все, что и сам бы захотел об этом узнать, если бы не знал ничего. Когда я уходил, он вызвал адъютанта и сказал: «Вернуть газету на место!» Через час он созвал всех начальников отделов и сказал:

— В вашем деле я ничего не понимаю. Прошу всех помогать. — Добавил еще несколько коротких фраз и: — Вы свободны!

Все мы влюбились (если допустим этот глагол в армии) в Богаткина с первого взгляда, и девиз «Не подведем Богаткина» руководил нашей деятельностью. При нем я вступил на поприще литератора-международника: он послал меня в первую поездку за границу — в 1939 году.

С начала войны, чуть ли не на третий-четвертый ее день, в газете появился новый начальник — дивизионный комиссар Давид Иосифович Ортенберг-Вадимов. Он был бесспорно талантливым редактором-организатором. С его приходом все работники начали передвигаться бегом. Худощавый, сутуловатый, он сам перебегал по кабинету подпрыгивающим аллюром, делая одновременно несколько дел, без видимого ущерба для каждого из них, — диктовал указания фронтовым корреспондентам, беседовал с вызванным работником и заглядывал в рукопись передовой статьи, которую я правил на высокой конторке, получая в этом хаосе его отрывистые замечания.

Тому, кто просто тянул служебную лямку в газете, а не искал в ней возможности для творческой работы, было трудно с Ортенбергом. Остальным — трудно, но интересно. В эти первые годы войны накапливался важный опыт работы газеты. В июле 1943 года он поехал на фронт и был назначен начальником политотдела армии.

На его место пришел генерал-майор Николай Александрович Таленский. Добродушная улыбка постоянно цвела на его полном лице. Живот, называемый его владельцем «социалистическое накопление», приятно круглился под генеральским кителем. Сказать по правде, внешне он походил на диккенсовского мистера Пиквика, особенно в моменты, когда, благодушно сощурившись, произносил: «Уйдемте, дорогой Александр Юрьевич, от зла и сотворим благо».