Эжени флиртовала… Женщины времен Июльской монархии

Я полагаю, очень важно, чтобы он со всей осторожностью и как можно скорее отправился в Неаполь с тем, чтобы зарегистрировать бракосочетание, и потом подождал меня там. Я, естественно, оставляю за собой право обеспечить по контракту судьбу Эктора, когда прибуду в Италию и ознакомлюсь с состоянием моих дел. Я воспользуюсь этим столь деликатным его разрешением сослаться на него, если будет нужно. Но думаю, что этого не потребуется. В моем письме к графу Л… говорится о том, что я полностью согласна принять его в качестве супруга. От него же я прошу через вас хранить все в абсолютной тайне от всех, кроме его отца, если, конечно, он сочтет нужным все рассказать своему родителю. Само собою разумеется, что для неаполитанского короля, для его семьи и для всех моих родственников брак этот был заключен во время моего пребывания в Италии, но возможность узнать об этом они должны получить не ранее, чем я обрету свободу.

Если уж придерживаться версии краткосрочной поездки в Голландию, то поездка эта могла иметь место только в период с 15 августа по 15 сентября. Мне нет необходимости заверять Вас в моей искренней дружбе и говорить, насколько я тронута этим новым доказательством Вашей преданности»[32].

Значит, граф Луккези-Палли всего лишь подставное лицо? Но кто же тогда отец Анны-Марии-Розалии?

Даже современники тех событий отказались от мысли установить его личность.

– Дело в том, – говорили они обескураженно, – что это не первая такая слабость герцогини. Помните о ее неожиданных исчезновениях в Росни, в Бате? Уже тогда это наводило на размышления. После рождения ребенка в Англии появляется ребенок в Вандее. Да, эту неаполитанку целомудренной не назовешь[33].

Ну так что же из того?

Большинство современных историков полагают, что отцом «ребенка из Блея» был молодой и соблазнительный нантийский адвокат Гибур, проводивший долгие вечера теа-а-тет с Марией-Каролиной в мансарде дома по улице От-дю-Шато. Но это все только одни предположения, и ни один официальный документ это не подтверждает.

А посему из осторожности мы присоединимся к мнению графини де Буань, которая пишет в своих «Мемуарах»:

«Не знаю, останется ли для истории тайной имя настоящего отца. Лично мне оно не известно. Думаю, следует ли сделать такой же вывод, какой сделал Шатобриан, ответивший мне на этот вопрос так:

– Ну кто вам может назвать имя, коль она сама этого не знает?..»[34]

Глава 5 Господин Тьер женится на дочери своей любовницы

Мужчине не понравиться не может

То, что любимая поесть ему предложит.
Ее стряпня всего и всех ему дороже!

Любовь и кухня. Песня XVIII века

После ареста герцогини Беррийской Тьер поспешил к госпоже Досн для того, чтобы сообщить ей о своем успехе.

Едва он произнес первые слова, как супруга сборщика налогов министерства финансов, облегченно вздохнув, поспешно начала снимать с себя одежду. Она была столь эмоциональной, что при всякой хорошей новости «у нее начиналось почесывание в потаенных местах».

Быстро раздевшись, она тут же затащила Тьера на кровать, раздела его с ловкостью лущильщицы гороха и, по очаровательному выражению некоего репортера того времени, «пригласила его потоптать свою лужайку».

Маленький Адольф, приведенный своим политическим успехом в боевое состояние, немедленно на эту лужайку взобрался и стал выделывать тысячи мальчишеских выходок, которые очень посмешили бы зрителей, если бы эти вещи не проделывались втайне от всех.

По окончании «сеанса любви» госпожа Досн и ее маленький «великий человек» завели долгий и нежный разговор.