Ежевичная водка для разбитого сердца

Я в панике оглянулась на официанта: где же мой бокал вина? Он наконец поставил его передо мной, и я махнула сразу половину. Итак, в тридцать два года я стала женщиной, от которой уходят к молодой. Я успела заметить, что «Билли» (я уже знала, что никогда не смогу произнести это имя, не нарисовав пальцами в воздухе кавычки) выглядит молодо, но чтобы… двадцать четыре года? Флориан был такой спокойный, такой… я не любила это слово, но он всегда казался мне человеком зрелым. Он был степенным, серьезным, уравновешенным. И он выбрал молодость – двадцать четыре года вдруг показались мне совсем юным возрастом, и я представила себе «Билли» танцующей в подвале у моего отца под караоке Одреанны.

– Я знаю, – кивнул Флориан; он, конечно, видел мое смятение, и ему явно было неловко за крайнюю молодость чертовой хипстерши. Он вымученно улыбнулся и продолжил рассказ об их встрече. Я слушала его, держась за свой бокал, как за спасательный круг, и недоумевая, что я могла сказать или сделать такого, чтобы он подумал, будто я хочу знать эту историю. Но говорить я не могла и смотрела ему в лицо слишком, слишком пристально – вид у меня был, вероятно, как у птички, загипнотизированной змеей: пустой, застывший взгляд, неподвижное, несмотря на угрозу, тело и здравый смысл, отчаянно кричавший: «Беги, спасайся!»

«Билли», как сказала мне Катрин несколько недель назад, была актрисой. Но, подобно большинству молодых актеров в нашем городе, она зарабатывала на жизнь другим ремеслом: принимала звонки и встречала клиентов в крутом рекламном агентстве, с которым была связана фирма Флориана. Все так просто, что оторопь брала. Флориан бывал в агентстве, и его встречала эта молодая особа с вытравленными волосами и завлекательной походкой («Билли» стала в моем сознании пташкой, подпрыгивающей и чирикающей, очаровательной, глупенькой и неотразимой). Она строила ему глазки, и он был вынужден признаться себе, что не остался равнодушным к чарам энергичной барышни с ресепшена.

И все это, объяснял он мне (а я так и смотрела на него, как на впечатляющее столкновение на автостраде), имело место в конце лета и всю осень. То есть почти полгода назад, когда я еще наивно полагала, что купаюсь в супружеском блаженстве. Я помахала рукой официанту, чтобы попросить еще бокал.

– Но ничего не было, ничего, пока я тебе не сказал, – заключил Флориан, мой экс-возлюбленный, тот, кого я все еще любила, воплощенная порядочность, человек, который не смог бы жить с мыслью, что кого-то «обманывает».

– Браво, – сказала я. – Ты должен собой гордиться.

Он сделал обиженное и одновременно всепрощающее лицо, давая мне понять, что мой комментарий – мелкая месть, но он не станет вступать в пререкания из жалости ко мне, из великодушия. Я взяла принесенный официантом бокал прежде, чем он успел поставить его на стол, и снова отпила большой глоток.

– Ты не слишком много пьешь? – спросил Флориан.

– Серьезно? – отозвалась я. – Ты будешь учить меня благоразумию теперь?

Он открыл было рот, чтобы что-то сказать, – наверно, что я неуравновешенна сейчас, когда услышала нелицеприятную правду, и да, как раз самое время поучиться благоразумию в питии, – но увидел мое лицо над бокалом и осекся.

– Я могу узнать… – спросила я, – как это случилось?

Флориан посмотрел на меня ошарашенно.

– Не как это у тебя случилось в первый раз с «Бобби», – продолжала я исключительно неприятным тоном, нарочно перепутав имя, как будто могла когда-нибудь забыть, что она «Билли». – Как… как ты меня разлюбил? Когда?

– Я тебя не разлюбил, – сказал Флориан, и я видела, что он не лжет, но заставить себя поверить ему уже не могла.

– Так что же произошло?

Вид у него был сокрушенный. И он был прав: зачем я настаиваю, чтобы услышать то, что может лишь причинить мне боль? Я посмотрела в свой бокал, уже почти пустой, и поняла, что изрядно пьяна. Я повторила с настойчивостью, усиленной алкогольными парами:

– Что же произошло? – и поправилась, вспомнив советы Никола: – Я хочу знать, что произошло.

– Жен… я не знаю, что произошло. Я… мне казалось… – Ему-то какой инстинкт подсказал, что надо почаще говорить «я»? – Мне казалось… – повторил он, – что ты… может быть, слишком часто… отдаешься на волю событий… Понимаешь… Я ведь знаю, что ты, в сущности, хотела бы писать для себя, мы об этом не раз говорили, но я видел, что ты никак не начнешь, и… однажды я понял, что мне все меньше и меньше хочется тебя подбадривать и…

– Ты меня бросил, потому что я не пишу для себя?

– Это пример. Я уверен, ты понимаешь, что я хочу сказать.

Я не только понимала, что он хотел сказать, – я и сама предполагала эту причину его ухода: он бросил меня, потому что я слишком пассивна, потому что я, захотелось мне крикнуть – «долбаный моллюск». Оттого, что я была права, что верно все поняла, у меня разрывалось сердце. Я осознала, что пришла сюда отчасти затем, чтобы услышать его возражения.