Ежевика в долине. Король под горой

– Это нечестно: они потворствовали тому, что случилось с Пальерой. «Двенадцать золотых молний на шести бомбардировщиках», – он едко передразнил деловитую манеру Рокильда. – Сволочи! Они скормили нам байку, которую всем стоило воспринять как злой рок, как нечто неотвратимое, как… пророчество. А это было злодеяние одного человека! Это нечестно!

Он походил на маленького мальчика с этим его «нечестно». Стоило пожалеть его, и Илия пожалел.

– Может, они лгут, утверждая, что Рольф не знал ничего о молниях. Но Кнута он разбудил, выставил его молот в Золотом зале Дроттнинг. Он собрал все атрибуты ритуала и, конечно, не хочет ни с кем делиться подробностями. Может, для каждого из нас есть свой путь.

Они подъехали к воротам. Дворецкий суетился возле них, пропуская во двор машину. Мотор заглох. Тристан дождался, пока шофер Гавелов выйдет наружу, чтобы заняться чемоданами, и пообещал:

– Тогда твой путь будем проходить вместе.

Семья встретила их ожидаемо горячо, засыпая вопросами и хлопоча вокруг обоих ребят, словно Тристан был их вторым сыном. Лесли поддержала идею ехать к герцогине, но вознамерилась собрать всю делегацию Гавелов. Пришлось Илии смириться с ее прыткостью. И вот, стоило моргнуть на заднем сиденье машины, как открыть глаза пришлось уже на террасе в усадьбе Лореттов, когда Тристан толкнул Илию в бок. «Твой чай принесли». Чай был лишним, если не считать, что им можно было занять руки и неловкие паузы. Гислен светилась, хотя в присутствии покровительницы вела себя очень церемонно. Илии почудилось, будто она боится к нему прикасаться, да и просто побаивается его, хотя он занимал все ее внимание. Они с Илией переглядывались весь вечер. «Неужели дело в том, как я изменился? – терзался он. – Может, я стал угрюм и не по годам измучен, как многие фронтовики?» Он извинился за свой сонный вид. Она сказала, что подождала бы его до завтра, только бы он отдохнул с дороги. «Хотя я бесконечно счастлива тебя видеть». Он знал об этом, и они продолжали смотреть друг на друга, иногда смущая своей пристальностью остальных присутствующих.

– Гислен не теряла времени и приготовила сюрприз! – внезапно воскликнула герцогиня, отставив свою чайную пару на столик рядом. – Верно, дорогая?

– Да, я хотела исполнить, – залепетала она себе под нос от смущения. – Песню. Я знаю, что эта джазовая серенада тебе нравится.

Илия растерялся. Гислен была восхитительна. Возможно, он произнес это вслух и добавил:

– Я тебя недостоин.

Зардевшаяся Гислен прошествовала через террасу к роялю, чинно подняла крышку. Гости окружили инструмент, а герцогиня подошла к окну, чтобы наслаждаться игрой и пением Гислен, поглядывая на свои угодья. Белые руки Гислен вспорхнули с колен на клавиши. Она вступила. По всему телу Илии пробежали ледяные мурашки, словно его окатили водой, словно ему за шиворот бросили снежок. Он не знал, что тело может так отреагировать на звуки музыки – озноб, холодный пот и тремор охватили его одномоментно. А еще паника и бесконечное окопное желание спрятаться в утробу блиндажа. Он старался не выдавать своего состояния, но Тристан успел увидеть его бледное лицо и трясущиеся руки. Чашка, скачущая на блюдце, аккомпанировала серенаде, а Гислен, ничего не замечая, упивалась мелодией. С каждым аккордом ужас внутри Илии рос. Фарфоровые предметы полетели на кафель и разлетелись вдребезги молочными кусочками у его ног. Гислен остановилась. Он не верил, что может быть так тихо. Пусть так будет всегда. Не дожидаясь вопросов, Илия вылетел прочь в уборную под поспешные объяснения Тристана.

Вода бежала из латунного крана в белую керамическую ракушку. Резная рама вокруг зеркала блестела позолотой. Пахло розовой водой. Вокруг все было непривычно светлое и опрятное. Хотелось извиняться и мыться до тех пор, пока не получится ощутить на себе чистоту. Но Илия смотрел в зеркало и отражался в парадной форме, он был вымыт и надушен для аудиенции во дворце. Дело было не во внешней чистоте. В дверь кто-то настырно забарабанил. Илия подпрыгнул. Второй звук, который раздражал его не меньше фортепианного, – стук в дверь. Он огрызнулся, что скоро выйдет, и тут же пожалел о грубости.