Ежевика в долине. Король под горой

Она делано засмеялась и рассеяла табачный дым перед багряным контуром губ.

– Какой материал! Лепи – не хочу! Да и фактура превосходная. Ладно! Мой драматург пришлет тебе текст вечером. Прочти. И приезжай по указанному на последнем листе адресу завтра к обеду вместе с невестой, моншер, – она затушила сигарету и пошла в сторону выхода.

Еле сдержавшись, чтобы не закашляться, Илия переспросил:

– С Гислен?

– Да, если ты, конечно, не поменял избранницу, ничего нам не сказав, – бросила она, даже не обернувшись.

Наутро шофер привез пару по адресу Лореттов. Сценарий возвращал их в день знакомства. Гислен до дрожи переживала и твердила, что не готова становиться киноактрисой. Илия успокаивал ее тем, что фильм будет документальным. Маленькие розовые бриллианты поблескивали в ее сережках, бросая солнечные точки на скулу по соседству. В перерыве между съемками она надевала шляпу с большими полями, хотя спустя несколько часов ее нос и щеки успели покрыться загаром в тон камешкам в ушах. Мадам Поузи велела снимать их проходку от крыльца усадьбы и вдоль садовых тропинок. А в лабиринте из живой изгороди нашлась равномерная тень, где Илия и Гислен давали интервью.

– Каковы ваши планы? Естественно, те, что вы можете раскрыть, – озвучил вопрос журналист.

Илия задумался на мгновение и тут же ответил:

– Наверно, такие же, как у всех солдат – вернуться.

– О, это трогательно. Но как же ваша особая миссия? Вы можете что-то рассказать об этом?

– Это часть плана. – Илия задумчиво закусил щеку изнутри, и от этого его лицо напомнило древний памятник. – Я точно не смогу вернуться, если не сделаю все, что должен сделать.

– Чудо поднявшегося в атаку заброшенного танка «Ужас»…

– Без комментариев, – отрезал Илия вежливо, но беспрекословно.

Когда они закончили съемку очередного кадра, где Гислен перечитывает письма Илии с фронта, мадам Поузи громко хлопнула в ладоши, ознаменовав удачный дубль.

– Прекрасно! Снято. Теперь сцена поцелуя: снимаем у фонтана.

И съемочная команда засуетилась, перетаскивая аппаратуру к указанному месту.

– Простите, чьего поцелуя? – спросил Илия, покрутив пальцем в воздухе, словно ища претендентов на исполнение режиссерской задачи.

Мадам Поузи посмотрела на него, как на ребенка, задающего совершенно глупые вопросы с очевидными ответами.

– Полагаю, что вашего с Гислен. Хотя если у вас есть коррективы… – она моментально отвернулась, давая понять, что никаких возражений она не услышит.

Илия взглянул на Гислен. Она полыхала от смущения и умоляла всем видом: «Пожалуйста, только не это!»

– Да! О коррективах: я бы не хотел…

– Целовать свою невесту? – резко развернулась она, и Илия едва не врезался в ее выставленную руку с мундштуком.

– Да. Нет! В смысле не на камеру.

– Вы так мило стесняетесь, моншер, – она оглядела его с ног до головы, а потом бросила взгляд на Гислен. – Вам не стоит быть таким замкнутым. Народ давно не видел молодость и надежду во дворце. Расскажите им о любви.

– А можно рассказать ртом? – настаивал Илия.

Режиссер усмехнулась, и он мгновенно осознал, что попросил.

– Я имею в виду словами. Обойдемся без пошлости?

В ответ она закатила глаза, а ее подчиненные, невзирая на спор, установили все необходимое на площадке у фонтана.

– Вперед! Встаньте оба здесь, – она указала опустевшим мундштуком на деревянный крестик, брошенный на нужную точку. – Поживее, сейчас будет отличное солнце! Нельзя упустить такой свет! Давайте, Илия, я не должна вас уговаривать. Да, обязательно. Если не хотите, чтобы вас заклеймили сведенными вопреки желанию аристократами.

Илия поглядывал на Гислен. Она нервно выдыхала, а жар ее кожи – не то от спонтанного загара, но скорее от вопиющего предложения, можно было почувствовать, стоя рядом. «Мотор!», и Илия скромно коснулся ее губ. Они отстранились через мгновение. Пролетело четыре одинаково неугодных дубля, солнце порыжело.

– Истина мне свидетель, здесь нет ничего от любви! – бушевала режиссер. – Мы упускаем закат. Вы что, не умеете целоваться?

Илия возразил. Мадам Поузи уверенными шагами подошла к статуе возле фонтана, провела рукой в перчатке по мраморным губам – то ли протирала от пыли, то ли флиртовала с камнем. Она потянулась к неподвижному мужскому лицу и горячо поцеловала. Гислен зарделась и опустила глаза, Илия свои, напротив, вскинул, вперившись в акацию. Когда мадам Поузи отпрянула, на мраморе остался отпечаток ее помады.

– Мне нужно это, – она указала на алый след.

– Мадам, но это очень фривольно! – возразил Илия.

– Вы же обручены, – пожала плечами режиссер. – Я сейчас сама ее поцелую, если ты не можешь.

– Нет! – Илия выступил вперед Гислен, словно бы загораживая от беспринципной мадам Поузи, но запоздало понял, что режиссер просто глумилась над их стеснительностью. – Поймите, так не положено. Мы не актеры. Подобный избыток чувств может вызвать осуждение… в наших кругах.

– А их недостаток – в кругах иных. Выбирайте: недовольство меньшинства или большинства.