Эзопов язык в русской литературе (современный период)

Лев: «Света, значит, дядина родня [курсив мой. – А. А.] с тобой познакомилась. Это радости мне не принесло».

Светлана: «Теперь о всяких родственниках. Разговоры о комнате могли быть и просто разговорами болтовни ради, а может быть и желанием связать наши имена».

Лев: «…и кроме попытки пригласить меня на семейный совет в расчете, что я там соглашусь на более крупную сумму – ничего в этом я увидеть не могу»71.

Ассоциативный код здесь – это «дядина родня и родственники» (КГБ), и отсюда «семейный совет» – это беседа с агентами КГБ. А слова «комната» и «сумма» дешифруются с помощью приема созвучия начальных звуков слова. «Комната» – камера, «сумма» – срок заключения. Когда мы поймем этот код, мы поймем и о чем весь разговор: Светлану вызывают на допрос агенты КГБ и угрожают ей, что Мищенко дадут новый срок, а Лев Мищенко отвечает, что он видит в этом попытку провокации, а не реальную угрозу новым делом.

Приемы созвучия и ассоциации могут встречаться сами по себе, а могут образовать тандем. Слышали ли вы о рифмованном сленге кокни? Попробуйте понять современную фразу на этом сленге: Go put your Barackas, eh? (буквально «Пойди надень свои Бараки»). Если современному жителю Лондона, говорящему на этом социолекте, захочется, чтобы его поняли только свои, то он скажет, например, big вместо числительного «десять», Robin вместо слова «хорошо» и Barack вместо слова «пижама»72. Код прост и удивителен одновременно. Тебе надо сказать А, но ты говоришь В, которое входит в сочетание с Б, которое, в свою очередь, рифмуется с А. Тебе надо сказать «десять» (ten), ты подбираешь устойчивое словосочетание Big Ben (известная башня в Лондоне), где вторая часть рифмуется с ten, и говоришь только первую часть этого выражения – big. Соответственно, Barack отсылает к имени «Барак Обама», где вторая часть рифмуется с пижамой, а Robin – к известному Робину Гуду (Hood), где вторая часть созвучна слову good. «Go put your Barackas, eh?» («Пойди надень свои Бараки») – это всего лишь просьба надеть пижаму. Конечно, перед нами языковая игра, но в XIX – первой половине XX века она использовалась в конспирологических целях, а не юмористических. На этом социолекте говорили обитатели лондонского дна. Они были вовлечены в нелегальную предпринимательскую деятельность, и поэтому им приходилось скрывать сообщения от посторонних – с помощью вот таких вот языковых игр.

Но если на базе английского языка этот прием привел к развитию полноценного профессионального антиязыка, то на русской почве такое встречается в виде разовых приемов. Иногда сочетание сложных ассоциаций и одновременно аллитераций использовали заключенные советских тюрем. Так, например, один заключенный в письмах на волю в конце 1940‑х годов регулярно упоминал некоего «Табуреткина». Это шифр для вождя народов: имя «Сталин» созвучен слову «стол», а стол ассоциируется с табуреткой. Ровно по той же логике в тюремном арго замок назывался Сергей или Сергей Сергеевич73: замок похож на серьгу, серьга созвучна имени Сергей.

Аббревиатурный код

Осенью 1923 года, через несколько месяцев после того, как ВЧК стало ГПУ, молодой автор Михаил Булгаков, работающий в газете «Гудок», пишет фельетон. А потом еще один. И еще. И происходит скандал. Дело даже не в самих фельетонах, а в том, что он подписал их «Подслушал Герасим Петрович Ухов»74. Три раза Булгаков подписывал свои фельетоны этим рискованным псевдонимом, пока не был пойман. В этом имени – Герасим Петрович Ухов – скрывается аббревиатура ГПУ. Кроме того, в одном из трех фельетонов Булгаков делает языковую игру уж совсем нарочитой: Герасим Петрович не только обладает фамилией Ухов, но и подслушал то, о чем сообщил в фельетоне. Спустя много лет, в 1975 году, булгаковская история была процитирована буквально для того, чтобы сделать эзопово указание на доносчика. При подготовке VIII тома «Краткой литературной энциклопедии» редакторская статья про литературоведа Якоба Эльсберга, известного доносчика, была подписана псевдонимом Г. П. Уткин.