Эзопов язык в русской литературе (современный период)

Это отдельный тип кода, построенный на игровой расшифровке вокруг известных всем аббревиатур. Когда это явление появилось? Булгаков не был первопроходцем. Подпольщики-революционеры во время первой русской революции называли Московский комитет (партии) Михаилом Константиновичем (где первая буква аббревиатуры «кодируется» именем, вторая – отчеством) и ходили к Михаилу Константиновичу выпить чаю75. Сергей Карцевский в своем исследовании революционного языка указывает, что уже в 1922 году расстрел называли «высшей мерой наказания», а в повседневной речи этот эвфемизм превратился в Веру Михайловну76. Через 15 лет мы получаем такие «зашифрованные» тексты, как например, «в 1937 году к деду приехала Вера Михайловна».

В 1970‑е годы распространилась традиция называть советскую власть Софьей Власьевной, гораздо реже – Софьей Васильевной. Имя Софья Власьевна выбрано исключительно удачно, поскольку кроме основной языковой игры – с аббревиатурой – есть еще и дополнительное созвучие: Власьевна ~ власть. По той же логике КГБ называли Габриэлой или Галиной Борисовной. А в 2019 году я впервые зафиксировала кодовое имя для Администрации Президента Анна Павловна.

Обращает на себя внимание, что, за исключением редких примеров, все имена, обозначающие страшные институты или действия, женские. Частично это связано с тем, что само мотивировочное слово – женского рода: власть, мера, безопасность. Но есть и еще одно соображение. Ироничное наделение очень страшных институтов типичными женскими именами – Софья Власьевна, Галина Борисовна, Анна Павловна – делает их чуть менее страшными и позволяет рассказчику дистанцироваться от структур власти (подробнее я писала об этом выше).

Стук-постук: невербальный тайный язык

Надо сказать, что тайные языки не обязаны быть только устными. В Российской империи, а затем и в СССР не только эзопов язык был способом обойти тюремную цензуру. В конце XIX века популярность набирает «тюремная азбука» – так в тюрьмах называли общение стуком в стенку. Изобрел этот способ коммуникации декабрист Михаил Бестужев, который сидел в Петропавловской крепости – здесь же после ареста находился и его брат Николай. Михаил Бестужев выстукивал сообщения по двойной таблице (гласные и согласные отдельно). Такая коммуникация создана на известном с античных времен «квадрате Полибия». Потом тюремный язык был забыт. И его никогда бы не вспомнили, если бы не любовь к истории и этнографии спустя полвека, в 1870‑е, когда в той же крепости сидели народовольцы. Они читали свежие журналы, в том числе журнал «Русская старина» с мемуарами Бестужевых и главой про перестукивание. Так кто-то узнал про тюремную азбуку. Буквы алфавита надо записать в квадрат 5 × 5 (редко встречающиеся буквы вписываются в одну клеточку). При передаче буквы сперва отстукивалось число, соответствующее строке, в которой располагалась буква, а затем номер столбца. Коду учили, подчеркивая ногтями буквы в журналах, но, судя по всему, его можно было постичь и неконвенционально, то есть догадавшись. Революционерка Вера Фигнер, например, сидела в одиночке, и, хотя она сразу услышала стук, почти целый месяц ей потребовался, чтобы понять, как именно надо распределить буквы по квадрату. Все это время ее сосед выстукивал терпеливо одно и то же сообщение: «Я – Морозов. Кто вы?»

Эта тюремная азбука быстро распространилась среди политических заключенных в разных странах. Члены группы «Черная рука», которые в 1914 году сидели в сараевской военной тюрьме за подготовку убийства принца Франца-Фердинанда, активно в своих одиночках использовали chudnovata korespondentsija – российскую тюремную азбуку. А уж в советское время азбуку стука активно использовали и политические заключенные77.

Утюги и ухищрения: советская цензура борется с тайнописью и эзоповым языком