Эзопов язык в русской литературе (современный период)

…цензура сильно способствует развитию искусства слога и умения обуздывать свою речь <…> В иносказательной речи чувствуются волнение и борьба: эта речь более страстна, чем простое изложение. Подразумеваемое слово сильнее под своим флером и всегда прозрачно для того, кто хочет понимать. Обузданная мысль сосредотачивает в себе больше смысла, – в ней больше остроты; говорить так, чтобы мысль была ясна, но чтобы слова находил сам читатель, – это лучший способ убеждать. Подразумеваемые слова увеличивают силу речи103.

Здесь Герцен с исключительной проницательностью указывает на самое существо проблемы ЭЯ – повышение суггестивности текста в эстетическом плане и повышенную вовлеченность читателя в плане психологическом104. Даже Н. Г. Чернышевский называл ЭЯ «любимым слогом», как нам кажется, не только иронически.

В этих наблюдениях мастеров ЭЯ виртуозность формального мастерства писателя ставится в прямую связь с цензурой и необходимостью обходить ее рогатки. На замену традиционного сравнения с палачом и жертвой просится сравнение из области фауны и экологического баланса: волки нужны, чтобы поддерживать оленей в хорошей форме.

Подытоживая более чем столетний опыт своих предшественников, поэт Бродский говорил:

…аппарат давления, цензуры, подавления оказывается – это парадоксально – полезным литературе. Дело в том, что лингвистические нормативы, установленные государством, превращают все население в читательскую массу. Для писателя это чрезвычайно выгодно, так как если писатель хочет выделиться, то в данном случае он знает, от чего отталкиваться; более того, если имеет место цензура, а в России цензура имеет место, дай Бог! – то человеку необходимо ее обойти, то есть цензура невольно обуславливает ускорение метафорического языка. Человек, который говорил бы в нормальных условиях нормальным эзоповым языком, говорит эзоповым языком в третьей степени. Это замечательно, и за это цензуру нужно благодарить105.

(Любопытно в этом высказывании, в частности, то, что в рассуждении о степенях ЭЯ Бродский повторил суждение Салтыкова-Щедрина, который после покушения Соловьева на Александра II в 1879 г. писал, что литература перешла «из просто эзоповского тона в сугубо эзоповский»106.)

6. Эта работа посвящена ЭЯ в категориальном аспекте, то есть эстетическому функционированию ЭЯ на различных уровнях текста, описанию суммы поэтических средств, формирующих ЭЯ в современной русской литературе, и, отчасти, методике применения полученных знаний об ЭЯ к конкретному литературоведческому анализу.

На необходимость подобных исследований время от времени указывалось, но до сих пор они не предпринимались, и по вполне понятной причине: русская наука и критика, как и литература, никогда не были свободны от идеологической цензуры (той же самой, которая предопределяет и появление ЭЯ), а обсуждение противоцензурной тактики в условиях цензуры невозможно. Даже исследование противоцензурной борьбы и ЭЯ прошлых эпох автоматически обретает эзоповскую двусмысленность в условиях современной цензуры.