Эзопов язык в русской литературе (современный период)

Когда ты, Либера, что в драме представляешь
В часы те, что к тебе приходит плеск во уши,
От зрителей себе то знáком принимаешь,
Что в них ты красотой зажгла сердца и души.

Довольное число талантов истощила

Натура для тебя, как ты на свет рождалась.
Она тебя, она, о Сако! наградила,
Чтобы на все глаза приятною казалась.

Небесным пламенем глаза твои блистают,

Тень нежные лица черты нам представляют,
Прелестен взор очей, осанка несравненна.
Хоть неких дам язык клевещет тя хулою,
Но служит зависть их тебе лишь похвалою:
Ты истинно пленять сердца на свет рожденна143.

Стихотворение это разные авторы приводят как ранний случай эзоповского иносказания144.

Второй пример, стихотворение Беллы Ахмадулиной «Варфоломеевская ночь», приводим в отрывках.

…заведомо безнравственно дитя,

рожденное вблизи кровопролитья. <…>

Еще птенец, едва поющий вздор,

еще в ходьбе не сведущий козленок,
он выжил и присвоил первый вздох,
изъятый из дыхания казненных. <…>

Он лакомка, он хочет пить еще,

не знает организм непросвещенный,
что ненасытно, сладко, горячо

вкушает дух гортани пресеченной. <…>

Не знаю я в тени чьего плеча

он спит в уюте детства и злодейства.
Но и палач, и жертва палача
равно растлят незрячий сон младенца. <…>

Привыкшие к излишеству смертей,

вы, люди добрые, бранитесь и боритесь,
вы так бесстрашно нянчите детей,
что и детей, наверно, не боитесь. <…>

А в общем-то – какие пустяки!

Всего лишь – тридцать тысяч гугенотов145.

В этом эзоповском стихотворении Ахмадулина, по справедливому замечанию критиков, «оплакивает судьбу своего поколения, воспитанного в атмосфере террора сталинской „Варфоломеевской ночи“»146.

В чем проявляется внешняя амбивалентность эзоповского в этих двух стихотворениях, отделенных друг от друга двумя столетиями? В том, что и то и другое воспринимаются как эзоповские только в определенном историческом контексте.

Без специальных комментариев современный читатель рассматривал бы сонет Ржевского как лирическое послание, как изображение театрального искусства языком другого искусства и т. п. Благодаря исследованиям мы знаем, что современники восприняли это стихотворение не столько как послание прелестной актрисе, сколько как замаскированное послание императрице Елизавете Петровне, которой Либера Сако пришлась не по душе. Точно так же читатель, не знакомый близко с исторической реальностью России XX века (например, читатель-иностранец, читающий стихотворение в переводе, или гипотетический читатель будущего), может воспринять «Варфоломеевскую ночь» как произведение на вечную тему детства и злодейства или даже конкретно как историческое стихотворение о событиях во Франции 24 августа 1572 года. Таким образом, оба стихотворения и являются и не являются эзоповскими в зависимости от причин, внеположных тексту, – осведомленности читателя. При этом и в не-эзоповской ипостаси они остаются художественно значимыми.

3.2. Что касается метастилистических, эзоповских, приемов, встречающихся в этих двух стихотворениях, то, с точки зрения гипотетического «неосведомленного читателя», они будут выступать просто как стилистические приемы, как элементы стилистически организованного текста.

Так, у Ржевского эзоповски двусмысленным является выражение «некие дамы». У Ахмадулиной целый набор двусмысленностей: упоминание «казненных», «палачей», «пресеченной (гортани)», «изъятого (вздоха)», прямое обращение к читателю-современнику: «вы, люди добрые», ироническая концовка, которая представляет собой эллиптическую антитезу: «…какие пустяки! Всего лишь – тридцать тысяч гугенотов» (то есть по сравнению с миллионами жертв советского террора).

Эта двойственность достигается выбором грамматических и лексических средств, которые сами по себе уже несут заряд двойственности.