Эзотерическое подполье Британии. Как Coil, Current 93, Nurse With Wound и другие гениальные сумасброды перепридумали музыку

«И все же мы бы не пошли на это, если б не были внутренне убеждены, – считает Слизи. – Технологии сильно шагнули вперед с 1980-х годов, у нас появилась возможность играть музыку одновременно спонтанную и вместе с тем достаточно выверенную, чтобы на нее можно было положиться, если нам что-то не удавалось. К тому же теперь мы могли транслировать на экран образы, которые практически буквально передавали то, что у нас в голове. Я достаточно опытен, а Бэланс обладает живым воображением, поэтому мы могли все это сочинить и претворить в жизнь. Лишь недавно у нас появилась такая техническая возможность – теперь не надо непременно показывать тусклые видео проезда по Токио или чего-то столь же малоинтересного. Когда дело доходит до проекций и световых шоу, возникает больше сложностей и гораздо более серьезная потребность во вкусе, нежели при создании музыки, поскольку здесь намного проще все испортить. Это проблема развития видения и вкуса, и тот же процесс, который происходит при компьютерной обработке звука, происходит и с цифровыми манипуляциями изображением. Программы доросли до этого лишь в последние два-три года».

Первые выступления Coil прошли в лондонском Королевском фестивал-холле на концерте Cornucopea Джулиана Коупа 2 апреля 2000 года и на барселонском фестивале Sonar 17 июня, где их заявили как Time Machines. Открывающая концерт композиция называлась «The Industrial Use Of Semen Will Revolutionise The Human Race». К трио присоединился Оссиан Браун. Облаченные в белые меховые костюмы, созданные Николя Бауэри и Дэвидом Кабаре, они выглядели потрясающе и были похожи на нечто среднее между уомблами[186] и эскимосами. «Лондонские выступления мне понравились, – говорит Троуэр. – Приятно видеть, как Coil добиваются успеха в том, что, по моему мнению, должно являться неотъемлемой частью их сущности. Лучший момент был на лондонском концерте Time Machines, когда они вышли на сцену в этих странных меховых костюмах. Аудитория затаила дыхание, в зале чувствовалось большое напряжение, поскольку люди ждали, как Coil собираются представлять себя после столь длительного периода отрицания выступлений. Они медленно двигались по сцене, в зале послышались нервные смешки – казалось, реакция может быть какой угодно. Все выглядело то ли ужасающе претенциозно и напыщенно, то ли невероятно странно и восхитительно. Как только возникли опасения, что перевешивает первая точка зрения, они собрались в круг и обнялись, словно большие меховые младенцы. Зал расхохотался. В этот момент появилось четкое ощущение, что напряжение спало благодаря такому жесту юмора и уязвимости. С той минуты аудитория полностью оказалась в их мохнатых лапах!»

На Sonar к ним присоединился Уильям Бриз, и они начали вырабатывать то, что превратилось в основу большинства их концертных выступлений, – полуимпровизированную композицию «The Universe Is A Haunted House». Там же они встретились с композитором Карлхайнцем Штокхаузеном, открывавшим фестиваль. «Ребята из Coil, особенно Тайполсандра, были в полном восторге и, думаю, слегка перед ним благоговели, – рассказывает Бриз. – Тайпс очень серьезно изучает его творчество, а Слизи хотя и отрицает любые осознанные заимствования в недавних вещах вроде «A White Rainbow», записанных с помощью аналоговых инструментов, но все же признает его влияние – никто из музыкантов, серьезно занимающихся электронным творчеством, не может избежать влияния Штокхаузена. Во время антракта я поздоровался и спросил, не хотят ли они, чтобы их представили Штокхаузену после выступления. Штокхаузену такое внимание понравилось. Они быстро нашли общий язык; кажется, он знал, кто такие Coil. Музыку он не слышал, но, вероятно, заметил, что Coil находятся в верхней части списка фестивальных групп – мы были указаны как электронщики. Подчиняясь порыву и отчасти в шутку я спросил, не против ли он стать почетным членом Coil, объяснив, что это одна из первых серьезных экспериментальных электронных групп, и он оказал на всех нас влияние, и однажды мы бы могли что-нибудь сделать вместе. Это как если бы гастролирующий английский струнный квартет попросил Бетховена стать его почетным членом. Многие не понимают положения Штокхаузена среди современных немецких композиторов, но такое сравнение вполне уместно. Он оценил мой юмор, равно как и намерение его почтить, и с радостью согласился, начав расспрашивать Слизи о технике его работы. Кажется, Бэланс объяснил ему суть проекта Time Machines, и он его одобрил. Наконец он попросил альбомы и пригласил нас в гости в Кюртен. В память об этой встрече я сделал фотографию. Думаю, Бэланс был слегка удивлен происходящим, но он все понял. Далеко не каждый осознаёт изоляцию, в которой работают композиторы, однако Бэланс понимает такие вещи. Мне казалось, что Штокхаузен находится на том этапе, когда ему нравится быть в центре внимания. Его репутация была надежной, и я сказал Слизи, что мы бы сработались с ним лучше, чем Spooky Tooth с Пьером Анри[187]».