Ф. М. Достоевский в воспоминаниях современников

девять явился посланный от книжного магазина М. В. Попова, помещавшегося

под Пассажем. Я вышла в переднюю и спросила, что ему надо.

- Да вот объявление ваше вышло, так мне надо десяток экземпляров.

Я вынесла книги и с некоторым волнением сказала:

- Цена за десять экземпляров - тридцать пять рублей, уступка двадцать

процентов, с вас следует двадцать восемь рублей.

- Что так мало? А нельзя ли тридцать процентов? - сказал посланный.

- Нельзя.

- Ну, хоть двадцать пять процентов?

- Право, нельзя - сказала я, в душе сильно беспокоясь: а что, если он уйдет

и я упущу первого покупателя?

- Если нельзя, так получите. - И он подал мне деньги.

Я была так довольна, что дала ему даже тридцать копеек на извозчика.

Немного спустя пришел мальчик из книжного магазина для иногородних и купил

десять экземпляров, тоже с двадцатью процентами уступки и тоже

поторговавшись со мной. Присланный от книжного магазина Глазунова хотел

взять двадцать пять экземпляров, если я уступлю двадцать пять процентов; ввиду

значительного количества, мне пришлось уступить. Приходило и еще несколько

человек, все брали по десятку экземпляров, все торговались, но я больше

двадцати процентов не уступала. Около двенадцати часов явился расфранченный

приказчик знакомого Федору Михайловичу книгопродавца и объявил, что

приехал взять на комиссию двести экземпляров. Ободренная успехом утренних

продаж, я ответила, что на комиссию книг не даю, а продаю на наличные.

- Но как же, ведь Федор Михайлович обещал нам прислать на комиссию, я

за ними и приехал.

Я сказала, что книгу издал мой муж, а заведую продажей я и что у меня

такие-то и такие книгопродавцы купили на деньги.

- А нельзя ли мне повидать "самих" Федора Михайловича, - сказал

приказчик, очевидно рассчитывая на его уступчивость.

- Федор Михайлович работал ночью, и я разбудить его не могу раньше

двух.

Приказчик предложил мне отпустить с ним двести экземпляров, а "деньги

отдадим самому Федору Михайловичу".

Я и тут осталась тверда и, объяснив, сколько процентов и на какое

количество я уступаю, высказала мысль, что нам книг доставлено всего пятьсот

экземпляров и я рассчитываю их сегодня распродать. Приказчик помялся и ушел

не солоно хлебавши, а через час явился от них же уже другой посланный,

попроще, и купил пятьдесят экземпляров на наличные с тридцатью процентами

уступки.

59

Мне страшно хотелось поделиться с Федором Михайловичем своею

радостью, но приходилось ждать, пока он выйдет из своей комнаты.

К слову скажу, что в характере моего мужа была странная черта: вставая

утром, он был весь как бы под впечатлением ночных грез и кошмаров, которые

его иногда мучили, был до крайности молчалив и очень не любил, когда с ним в

это время заговаривали. Поэтому у меня возникла привычка ничем по утрам его

не тревожить (как бы ни были важны поводы), а выжидать, когда он выпьет в

столовой две чашки страшно горячего кофе и пойдет в свой кабинет. Тогда я

приходила к нему и сообщала все новости, приятные и неприятные. В это время

Федор Михайлович приходил в самое благодушное настроение: всем

интересовался, обо всем расспрашивал, звал детей, шутил и играл с ними. Так

было и на этот раз: когда он побеседовал с детьми, я отослала их в детскую, а

сама села на своем обычном месте около письменного стола. Видя, что я молчу, Федор Михайлович, насмешливо на меня поглядывая, спросил:

- Ну, Анечка, как идет наша торговля?

- Превосходно идет, - ответила я ему в тон.

- И ты, пожалуй, одну книгу уже успела продать?

- Не одну, а сто пятнадцать книг продала.

- Неужели?! Ну, так поздравляю тебя! - продолжал насмешливо Федор

Михайлович, полагая, что я шучу.

- Да я правду говорю, - подосадовала я, - что ж ты мне не веришь? - И я

достала из кармана листок, на котором было записано количество проданных

экземпляров, а вместе с листком пачку кредиток, всего около трехсот рублей. Так

как Федор Михайлович знал, что дома у нас денег немного, то показанная мною

сумма убедила его в том, что я не шучу. А с четырех часов пошли опять звонки: являлись новые покупатели, являлись и утренние за новым запасом. Издание, видимо, имело большой успех, и я торжествовала, как редко когда случалось.

Конечно, я рада была и полученным деньгам, но главное, тому, что нашла себе

интересующее меня дело - издание сочинений моего дорогого мужа; была я

довольна и тем, что так удачно осуществила предприятие, вопреки

предостережениям моих литературных советчиков.

Федор Михайлович был тоже очень доволен, особенно когда я передала

ему слова одного приказчика о том, что "публика давно уже спрашивает роман".

Для Федора Михайловича всегда было чрезвычайно дорого сочувствие публики, так как она одна только его и поддерживала своим вниманием и сочувствием во

все время его литературной деятельности. Критика же (кроме Белинского,

Добролюбова и Буренина) очень мало в те времена сделала для выяснения его

таланта: она или игнорировала его произведения, или враждебно к ним

относилась. Теперь, когда прошло со смерти Федора Михайловича более

тридцати пяти лет, даже странно перечитывать критические отзывы о его