произведениях, до того эти суждения были неглубоки, поверхностны, легковесны, но зато часто так глубоко враждебны. <...>
На первых порах редактирования "Гражданина" Федора Михайловича
очень заинтересовала и новизна его редакторских обязанностей, и та масса самых
разнообразных типов, с которыми ему приходилось встречаться в редакции. Я
60
тоже сначала радовалась перемене занятий мужа, полагая, что редактирование
еженедельного журнала не может представлять особых трудностей и позволит
Федору Михайловичу хоть несколько отдохнуть после почти трехлетней работы
над романом "Бесы". Но мало-помалу мы с мужем стали понимать, что он сделал
ошибку, решившись приняться за такую неподходящую его характеру
деятельность. Федор Михайлович чрезвычайно добросовестно относился к своим
редакторским обязанностям и не только сам прочитывал все присылавшиеся в
журнал статьи, но некоторые, неумело написанные, вроде статей самого издателя
{Письмо ко мне от 29-го июля 1873 года. (Прим. А. Г. Достоевской.)} {63}, исправлял, и на это у него уходило масса времени. У меня сохранилось два-три
черновика стихотворений, неуклюже написанных, но в которых были видны
блестки таланта, и какими изящными выходили эти стихотворения после
исправления их Федором Михайловичем.
Но, помимо чтения и исправления чужих статей, Федора Михайловича
одолевала переписка с авторами. Многие из них стояли за каждую свою фразу к, в
случае сокращения или изменения, писали ему резкие, а иногда и дерзкие письма.
Федор Михайлович не оставался в долгу и на резкое письмо недовольного
сотрудника отвечал не менее резким, о чем назавтра же сожалел. Так как
отправление писем обыкновенно поручалось мне, то, зная наверно, что
раздражение мужа назавтра уляжется и он будет сожалеть, зачем погорячился, я
не отправляла сразу данных мне мужем писем, и когда, на другой день, он
выражал сожаление, зачем так резко ответил, оказывалось всегда, что "случайно"
это письмо еще не отправлено, и Федор Михайлович отвечал уже в более
спокойном настроении. В моем архиве сохраняется более десятка таких "горячих"
писем, которые могли поссорить мужа с людьми, с которыми он ссориться вовсе
не хотел, но под влиянием досады или раздражения не мог себя сдержать и
высказал свое мнение, не щадя самолюбия своего корреспондента. Федор
Михайлович всегда был благодарен мне за это "случайное" неотправление писем.
А сколько Федору Михайловичу приходилось вести личных переговоров.
При редакции состоял секретарь, Виктор Феофилович Пуцыкович, но
большинство авторов желало говорить с редактором, и происходили иногда
крупные недоразумения. Федор Михайлович, всегда искренний в своих словах и
поступках, прямо высказывал свое мнение, и сколько он этим нажил себе врагов в
журналистике!
Кроме материальных неприятностей, Федор Михайлович за время своего
редакторства вынес много нравственных страданий, так как лица, не
сочувствовавшие направлению "Гражданина" или не любившие самого князя
Мещерского, переносили свое недружелюбие, а иногда и ненависть, на
Достоевского. У него появилось в литературе масса врагов именно как против
редактора такого консервативного органа, как "Гражданин" {64}. Как это ни
странно, но и в дальнейшем времени, и до и после смерти Федора Михаиловича, многие не могли простить ему его редакторства "Гражданина", и отголоски этого
недружелюбия попадаются и теперь в печати.
На первых порах своей новой деятельности Федор Михайлович сделал
промах, - именно, он поместил в "Гражданине" (в статье князя Мещерского
61
"Киргизские депутаты в С.-Петербурге") слова государя императора, обращенные
к депутатам.
По условиям тогдашней цензуры, речи членов императорского дома, а тем
более слова государя, могли быть напечатаны лишь с разрешения министра
императорского двора. Муж не знал этого пункта закона. Его привлекли к суду
без участия присяжных. Суд состоялся 11 июня 1873 года в с. -петербургском
окружном суде. <...> Федор Михайлович явился лично на судоговорение, конечно, признал свою виновность и был приговорен к двадцати пяти рублям
штрафа и к двум суткам ареста на гауптвахте. Неизвестность, когда придется ему
отсиживать назначенное ему наказание, очень беспокоила мужа, главным образом
потому, что мешала ему ездить к нам в Руссу. По поводу своего ареста Федору
Михайловичу пришлось познакомиться с тогдашним председателем с.-
петербургского окружного суда Анатолием Федоровичем Кони, который сделал
все возможное, чтобы арест мужа произошел в наиболее удобное для него время
{66}. С этой поры между А. Ф. Кони и моим мужем начались самые дружеские
отношения, продолжавшиеся до кончины.
Чтобы жить поближе к редакции "Гражданина", нам пришлось
переменить квартиру и поселиться на Лиговке, на углу Гусева переулка, в доме
Сливчанского. Выбор квартиры был очень неудачен: комнаты были небольшие и
неудобно расположенные, но так как мы переехали среди зимы, то пришлось
примириться со многими неудобствами. Одно из них было - беспокойный
характер хозяина нашего дома. Это был старичок очень своеобразный, с разными
причудами, которые причиняли Федору Михайловичу и мне большие огорчения.