Читаем Ф. М. Достоевский в воспоминаниях современников полностью

о составе номера "Гражданина", долженствовавшего выйти в свет уже за его

подписью, сказал, что составлять номера будет по-прежнему издатель {2}, а ему, Достоевскому, мы должны будем присылать для подписи лишь корректуры

сверстанных листов, за исключением его и некоторых статей издателя, которых, по его усмотрению, понадобится присылать предварительно корректуры в

гранках. Наконец, осведомившись о времени присылки ему корректуры его

"Дневника", Федор Михайлович ушел из типографии.

При всем желании угодить знаменитому писателю и тем зарекомендовать

себя перед ним на первых порах, мы набрали его статью совсем не так, как он

желал. Произошло это оттого, что Федор Михайлович, отвлекшись постоянно

озабочивавшим его вопросом о корректоре, забыл объяснить мне один свой

условный знак, состоявший в том, что для более отчетливого обозначения

каждого нового периода речи, начинающегося обыкновенно с новой строки,

Федор Михайлович ставил росчерк в виде глаголя, то есть буквы г, в лежачем

положении.

На основании принятых понятий о корректурных, а следовательно, и

рукописных знаках вообще, знак этот был понят всеми нами совершенно в

обратном смысле, то есть был сочтен за знак соединения периодов речи или, иначе сказать, за знак уничтожения новых строк - абзацев, по типографской

терминологии. Так как знаки эти стояли у каждого нового периода, то вся первая

глава, вследствие обратного толкования знака, очутилась в наборе состоящею из

одного длинного периода. И мне и корректорше нашей это обстоятельство

показалось несколько странным, однако ж смысл знака для всех нас был так ясен, что мы не посмели умничать над текстом столь опытного писателя и в таком виде

послали ему оттиск на корректуру.

Обратно корректуру эту Федор Михайлович привез в типографию сам.

- Вот, вы говорили мне, что у вас наборщики хорошие, - заговорил Федор

Михайлович, обращаясь ко мне, тоном, как мне показалось, более мягким, чем в

первый его приезд в типографию. - Как вы мою статью-то набрали, на что

похоже?.. Ведь совсем никуда не годится, надо все снова набирать!.. Смотрите, -

продолжал он, разложив привезенную корректуру на столе. - Там, где у меня

были поставлены знаки, что текст должен начинаться с новой строки, вы всё

слили вместе и набрали сплошь... Ну, что вы теперь с этим будете делать? Ведь

этого, я думаю, поправить нельзя, придется набирать все снова?

Я объяснил Федору Михайловичу причину недоразумения.

- Я тридцать лет пишу так, и в типографиях, где я печатал свои сочинения, всегда понимали мои знаки как надо... У вас, стало быть, совсем по-другому, так

вы скажите мне, какой у вас принято ставить знак в таких случаях, тогда я, уж

делать нечего, буду делать знаки по-вашему.

На это я возразил, что знаки у нас в типографии общепринятые, а если

данный знак понимали где-нибудь иначе, чем у нас, то это делалось условно, что

149

легко достижимо и у нас, так как с этого раза и мы будем понимать его знаки как

надо, и что поэтому ему совсем не нужно изменять своей привычки в писании

оригинала для нашей типографии.

- Вот то-то и есть! Ведь я говорил вам, что к моей рукописи примениться

надо, а вы говорили, что она разборчивая, ну, вот вам и разборчивая! Исправляйте

теперь как знаете!

Я обнадежил Федора Михайловича в том, что знаки его мы теперь

понимаем и что корректура будет исправлена тщательно. Он наконец успокоился

и уехал. Точным исполнением обещания на этот раз я внушил Федору

Михайловичу доверие к себе и на последующее время..

Позднее, когда я припомнил Федору Михайловичу рассказанный случай,

он признался мне, что и в других типографиях, на первых порах, не понимали его

знака новой строки, из-за чего корректура первого набора всегда почти бывала

огромная.

Со вступлением в редакторство "Гражданина" Федора Михайловича я

ожидал для себя, как метранпажа этого журнала, усложнений в производстве

дела, увеличивавшихся еще тем обстоятельством, что новый редактор жил далеко

от типографии {Типография А. И. Траншеля, где печатался тогда "Гражданин", находилась на углу Невского проспекта и Владимирской улицы, в помещении,

занимаемом ныне рестораном Палкина. (Прим. М. А. Александрова.)} (Федор

Михайлович жил тогда в Измайловском полку), а я предвидел, что разве лишь

немногие статьи обойдутся одною редакторскою корректурою, посылаемою для

подписи, большинство же из них, прежде чем быть подписанными,

пропутешествуют не один раз из типографии к редактору и обратно, да иной раз

завернут и к издателю, так как большинство-то статей "Гражданина"

принадлежало перу его издателя. Ожидания эти оправдались потом, но в первое

время дело шло очень гладко: на корректуру редактору набранные статьи по-

прежнему посылались в сверстанном уже виде, просматривал он эту корректуру

скоро, марал в ней очень мало и подписывал ее к печати в тот же раз, то есть

довольствовался одною корректурою, чего впоследствии редко бывало

достаточно... Затем дело скоро начало усложняться: Федор Михайлович немногое

подписывал с одной корректуры; чаще и чаще он стал бывать в типографии: то

для того, чтобы сказать мне, что и что прислать ему на предварительную

Перейти на страницу:

Похожие книги

Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы