f28abaf4427b4eb7e70c3c1913692df4

– Ты, должно быть, чувствуешь себя здесь как дома, – съязвил Горстаг. – Тэйцы совершают жертвоприношение точно также, я прав? Я не был бы удивлен, если бы узнал, что ты и эти ящерицы поклоняетесь одним и тем же грязным демонам.

Вот так оказалось, что от того хрупкого духа товарищества, которое, казалось, установилось между Барерисом и его компаньонами, ничего не осталось.

– Я просто надеялся, что шутка... – начал было он, но затем понял, что бессмысленно оправдываться.

Юрид огляделся вокруг, осматривая остров, который представлял собой просто кусок грязи и бурьяна, выступающий из реки.

– Нет даже и признака материала, из которого мы могли бы изготовить лодку, и я не смогу перескочить на другой берег, хотя и считаюсь хорошим прыгуном, – он повернулся к Барерису. – Ты не знаешь, твоя песня не сможет сделать меня более сильным?

– К сожалению, нет, – ответил Барерис.

– Тогда, возможно, ты сможешь вырастить крылья на наших спинах или очаровать всех змей в воде, чтобы они уснули.

– Нет, – сказал Барерис, – я сожалею.

– Вы слышали это? – воскликнул Горстаг. – Он бесполезен, потому что лгал нам о своих способностях. Мы все собираемся умереть, но все в порядке. Ведь он сожалеет.

– Мне тоже он не нравится, – сказал Сторик, – но у нас есть более важные дела, которые нужно сделать, вместо того, чтобы препираться. Пока мы еще не нашли способа, которым сможем убежать отсюда, мы должны отыскать способ, чтобы вынуть питьевую воду из реки, не будучи укушенными змеями. И мы также должны обыскать остров, чтобы найти что-нибудь – и я действительно имею в виду что-нибудь – съестное.

– Когда ты говоришь «нас», – сказал Горстаг, – я предполагаю, что ты имеешь в виду фактических членов нашей команды.

Дворф колебался, нахмурившись, как будто ему не очень нравилось это замечание. Наконец, он сказал:

– Да. Я считаю, что ему будет достаточно и того, что мы будем поблизости.

– Нет, – сказал Юрид. – Я понимаю, что ты – главный, Сторик, и обычно, я никогда не позволял себе оспаривать твои решения. Но мы не можем позволить одному из нас голодать. Это противоречит всем заповедям Илматера.

– Как по мне, – сказал Горстаг, – так это справедливо.

Юрид задержал свой пристальный взгляд на Сторике.

– Барерис спас тебя, когда ты чуть не утонул. Он также является нашей единственной надеждой на преодоление колдовства людей-ящеров, и для этого ему будут нужны силы.

– Ерунда, – сказал Горстаг. – Это же очевидно, что он ничего не смыслит в своей работе.

– Неужели ты никогда, потерпев неудачу в своей первой попытке, – спросил монах, – не преуспевал, затем, в следующую секунду?

– Ладно, – произнес Сторик, – пока мы здесь, у тэйца будут такие же права, как и у всех остальных. Теперь давайте начнем действовать и давайте, наконец, узнаем, есть ли здесь хоть какая-нибудь еда.

* * * * *

Неся оружие и облачившись в плохо сидящие на них доспехи, отнятые у пленников во время прошлых и настоящего набегов, рептильи налетчики вышли из-за деревьев незадолго до восхода луны. Авторитет и уважение к шаману простых людей-ящеров были заметны даже человеческому взгляду.

Барерис задумался, что из себя мог представлять рептилий шаман. Возможно, он был продуктом скрещивания этого вида людей-ящеров с другим или вообще с иным существом.

– Будьте готовы, – сказал Сторик.

– Быть готовым, к чему? – спросил Орексис.

– Чтобы бежать при любом удобном случае, который представится нам, – ответил дворф.

Он был прав, они должны быть подготовлены, но несмотря на это, Барерис знал, что вся ответственность за спасение команды лежит на его плечах. Тиканье пульса отдавалось в его шее, он глубоко вздохнул, и затем шаман начал петь.

Как и прежде, Барерису едва ли могло помочь признание того, что мелодия обладала жутким очарованием и скрытой замысловатостью. В других обстоятельствах он, возможно, отдался бы песне без остатка. Но он должен был разрушить, но не насладиться ей, и поэтому начал ломать ее своим собственным голосом. Его пальцы двигались, пытаясь перебирать невидимые струны лютни, которую рептильи мародеры отняли у него.

И снова это не сработало. Независимо от того, как неистово и усердно он пел, его усилия не смогли поколебать безупречную артикуляцию существа или исказить разрастающуюся магию, это было бесполезно. Между тем, его медленно затягивало в летаргический сон, как в зыбучий песок. Его конечности отяжелели, язык стал заплетаться, и настал момент, когда у него уже не получалось спеть ни одной ноты.

Фаэлрик поплелся через реку и вышел на противоположном берегу. Он безропотно лег на вершину пня, и люди-ящеры схватили его за каждую из вытянутых конечностей.

Шаман прекратил петь. Видимо он хотел, чтобы очарование не мешало унылому Фаэлрику чувствовать все мучения, уготованные ему, и ощущать ужас его компаньонам, при виде их. Фаэлрик извивался всем телом, но никак не мог освободиться от захвативших его рептилий.