Фабрика #17

Рея оскалилась, довольная собой. Разговор закончился, и она с любовью наблюдала, как Машенька сидит на корточках и рисует мелом забавных разноцветных зверушек.

#30.

Коренев проснулся в отвратительном настроении. Сон и бодрствование обменялись местами – он отдыхал днем и уставал ночью. По вечерам уговаривал себя поспать, хотя радости от этого не испытывал, но и бороться с физиологией не собирался, чтобы не впасть в безумие.

Он ясно помнил сон – четче и определенней, чем жизнь на фабрике – муторную, однообразную, лишенную времени и логики. Лицо улыбающейся Реи возникало в воображении и сопровождало любую мысль об Алине. Когда он видел медсестру – это вовсе не обязательно была именно она, – каждый раз его словно пронзало электрическим разрядом.

Кто она такая, думал он о Рее, чтобы запрещать ему встречаться с Алиной? Стерва и истеричка. Впрочем, в ее словах присутствовала определенная логика. Человек, совершивший убийство с увечьями, проявлял явные склонности маньяка. Если бы убийство подкреплялось сообразной целью, никто бы не додумался вырезать язык и измываться над телом. Какое отношение имеет к этому Рея? Она утверждает (она ли? или ее воображаемая проекция?) что убийца принадлежит его ближайшему кругу общения. Есть ли хоть одно логическое основание ей верить?

Пошел на поводу у Реи и прошелся по списку знакомых. Никто и близко не тянул на маньяка. Хотя сколько мрачных и ужасающих личностей пряталось под масками ничем не примечательных граждан – учителей, водителей, врачей. Почему бы таинственному злодею не оказаться Знаменским? Тоже подозрительный субъект, если разобраться. А если копнуть глубже, никому доверять нельзя, даже себе, как говорит Подсыпкин.

Нет, так и свихнуться можно, решил он. Нужно бежать. Ему отрезали каналы общения с внешним миром, но остатки надежды живы. Если разговоры о Директоре правдивы, он может помочь. По рассказам рабочих, он был человеком добрым и справедливым.

– А что вы знаете о руководстве? – спросил бригадира.

Тот отвлекся от бумажек, которые с усердием заполнял последние полчаса:

– Да черт его знает. Они там, мы тут. Они важные дела решают, им некогда. Я тоже занят.

Он вернулся к столу и продолжил корпеть над очередными бланками с отчетностью. Коренев не интересовался содержимым этих таблиц, но судя по времени их заполнения, ничего хорошего в них не было – обычная рутина ради рутины.

Итак, Директор. Поможет ли он или рассказы о его доброте и всемогуществе лишь сказки? Чем дольше Коренев пребывал на производстве, тем меньше доверял собственному здравому смыслу.

– А вы чем до фабрики занимались? – спросил он, чтобы отвлечься.

На этот раз бригадир призадумался. Даже Кореневу его собственная прошлая жизнь представлялась смутным воспоминанием, настолько далеким и неясным, что он и сам полагал ее игрой воображения.

Задача вспомнить прошлое для бригадира оказалась непосильной. Он нахмурил брови и мучительно сосредоточился.

– Давно было, не упомню, – признал он поражение в битве с памятью.

Коренев помнил, хотя и смутно, словно выдирал подробности из сна, поэтому решил записать воспоминания, пока они не стерлись. Он выделил одну страницу под самые важные записи, чтобы не забыть, кто он был и кем стал.

– А я журналист, – сказал он.

– Кто это?

Коренев удивился вопросу и принял его за шутку, а после вспомнил хроническую убийственную серьезность бригадира и поверил, что тот действительно не помнит. Бригадир не читал газет и не слушал радио, поэтому ничего удивительного не было в том, что он забыл о журналистах.

– Я писал статьи, ходил к разным известным людям и брал у них интервью, то есть вел беседы и записывал на бумагу.

– Зачем? – не понял бригадир.

– Зачем? – переспросил Коренев. – Чтобы развлечь людей, рассказать им новости.

– Интересно, наверное.

– Вовсе нет, – признался Коренев. – Я писал то, что мне не нравилось или было неправдой. Попадались и такие вещи, за которые мне до сих пор стыдно.

– Зачем писать неправду?

Неужели и я тоже забуду, что можно врать, увиливать от вопросов и извращать полуправдой ситуацию до неузнаваемости?

– Меня этот вопрос заботил мало, – признался Коренев. – Ну и кроме того, людям нравится, когда им врут.

– Неужели?! – удивился бригадир. – Не понимаю.

– Представьте, что жизнь – отвратительна и становится хуже день ото дня. Можно даже не представлять, все так и есть, – терпеливо пояснял Коренев. – Еда дорожает, зарплата не растет, жена изменяет, дети – оболтусы, на работе завал, просвета не видно и надежды на улучшение нет. И с этой горой проблем человек возвращается домой, включает телевизор или берет газетку, чтобы почитать ее вприкуску к борщу, щам или кимчхи. И спрашивается, что ему хочется прочитать-посмотреть? Правду? Правду он и так видит каждый день, тошнит от нее хуже редьки. Ему охота прочитать, что жизнь налаживается, а завтра станет лучше, нужно лишь потерпеть, перебороть временные трудности. Посмотрите на других – им вдвое хуже, чем нам. У соседа кобыла сдохла – чем не повод для радости?

– Он не догадывается, что это вранье? – удивился бригадир.