Фабрика #17

– Догадывается, конечно, знает наверняка, но ему приятно об этом не думать. Так проще жить. Когда не помнишь о проблемах, их как будто бы и нет.

– Странно у вас на большой земле.

В серости фабричного вагончика это воспринималось странным, но ничего необычного в том не было, и местные газеты с хвалебными одами Директору это подтверждали. Стоит ли Кореневу бежать отсюда, если за пределами колючей проволоки живется не лучше. Такое же вранье, но в больших масштабах.

– Я писателем мечтал стать, – сказал он почему-то.

– Получилось?

– Если бы… – протянул Коренев. – Не получилось, талантом не вышел, и трудолюбие не помогло.

– А я ведь тоже стихи писал, – вдруг сообщил бригадир.

– Вы?! – удивился Коренев. По его представлениям бригадир входил в число людей лишенных всякой чувствительности и сентиментальности.

– Я! – сказал бригадир не без гордости. – Их даже опубликовали в поэтическом сборнике.

У Коренева глаза на лоб вылезли. Как такое возможно? Суровый бесчувственный мужик в зеленой каске обскакал его на литературной ниве?! Шах и мат. Остается только найти веревку потолще и сук покрепче.

– Какой сборник?

– Наш, «Фабричные зори». В библиотеке можно взять, зеленая такая книжка.

Фу-ух, выдохнул он. Уровень заводских стихотворных сборников он представлял. Большинство стихотворений имело одинаковое содержание в различных вариациях: «Славься, фабрика, славься! Прославляй наш каторжный труд!», а главным критерием отбора произведений к публикации служило наличие рифмы. Самым страшным была мысль, что эти люди могли в свои шедевры вкладывать настоящее чувство любви к фабрике. Как можно любить трубы, ржавчину, пыль и грязные механизмы, Коренев не понимал и отказывался принимать.

Он уважал бригадира за суровую молчаливость и сдержанность в эмоциях. Никто не олицетворял фабрику полнее, чем этот странный человек с каменным лицом.

– Если бы можно было выбирать, где бы вы хотели оказаться? – спросил Коренев. Он знал ответ: «Здесь, конечно». Для этого человека фабрика должна была казаться идеальным местом, кроме которого больше ничего не существует.

– Далеко. И чем дальше, тем лучше, – ответил бригадир в разрез ожиданиям Коренева. – Но не мы выбираем, где оказаться. Это решается за нас, и нужно привыкать жить в имеющихся условиях. Попал на фабрику, значит, приспосабливайся.

– Я не выбирал, – сказал Коренев. – И оставаться не намерен. Я свободный человек и вправе сам определять, где и чем мне заниматься.

– А никто не выбирал. От тебя зависело, в какой стране родиться? Нет. И тут то же самое. Терпи и привыкай, а если привыкнешь, то полюбишь.

– Фабрику или родину? – уточнил Коренев.

– И то, и другое.

Ерунда какая-то. Он чувствовал подвох, но не мог подобрать подходящие слова для выражения этого несогласия. С какой стати он должен любить все, что дают? Он привык действовать согласно собственным предпочтениям, а не следовать пути, который ему предопределили другие. Человек для того и наделен свободой воли, чтобы самому распоряжаться своей судьбой.

– Пойду, проверю, не текут ли уплотнения, – сказал он, накинул рабочий ватник и отправился в медпункт к Алине.

По пути он прошел мимо мужчины и женщины в белых касках. Он проскочил их на бегу, но пару реплик все-таки долетели и до него.

– Как ужасно! – восклицала женщина и поправляла соскальзывающую каску. – Жуть!

– Думаешь? Может быть, наладится? – возражал мужчина. – Не обязательно, чтобы закончилось трагически! Нужно быть оптимистом и надеяться на лучшее.

– Вряд ли, он не может контролировать себя, даже если захочет. Это, увы, неизлечимо.

Порыв налетевшего ветра заглушил их слова, но Коренев потерял к ним интерес и на всех парах поспешил к Алине. С улыбкой зашел в кабинет, но она при его виде встревожилась и отвела в кладовую, пока никто их не заметил. Он попытался ее поцеловать, но она увернулась и взяла его за руки.

– Андрюша, – рассудительным тоном сказала она помрачневшему Кореневу, которому не понравилась такая серьезность, не предвещавшая ничего хорошего. – Не нужно сюда приходить. Пожалуйста.

– Почему? – Коренев расстроился. После той ночи он приготовился к переходу на новый уровень общения, а тут его просят стыдливо скрываться.

– Незачем притягивать внимание. Я же говорила, отношения на фабрике не приветствуются. Если кто-то нас заметит и сообщит, будет плохо и тебе, и мне.

– Да пошли они! – заявил Коренев. – Что нам сделают? Уволят? Не велика потеря, уедем отсюда вместе, мир большой, незачем довольствоваться одним убогим пятачком из бесконечности. Я тебе столько покажу, сколько ты за всю жизнь не видела!

Алина держала его за руки, и Кореневу показалось, что она готова расплакаться.

– Ты чего? – он попытался ее успокоить. Она позволила себя обнять и даже положила голову ему на грудь. – Все будет хорошо, я обещаю. Честное слово. Я тебя с Виталиком познакомлю. Он нам поможет. Он хоть и ведет беспутный образ жизни, но очень добрый. Тебе понравится. И ты ему понравишься. Он немножко бабник, конечно, но безобидный, и дальше флирта дело не заходит…