Фабрика мертвецов

Аркадий Валерьянович зло ткнул кулаком подушку и резко сел на взбаламученной кровати. А ведь Штольц тоже господин занятой, и пусть дела его и не так важны, как сыск… но братца, небось, сам воспитывал, не ленился. Аркадий Валерьянович пнул подушку еще раз… и принялся быстро одеваться. Сын у него один и он не отступится! Вот прямо сейчас пойдет и поговорит с мальчишкой, и не как вчера, а… пока не поймут друг друга! Хорошо бы, чтоб побыстрее поняли… и тогда можно будет спокойно заниматься убийством и только убийством, не отвлекаясь на… душевные тонкости.

Возле отведенной Мите комнаты он остановился. В свое время покойная супруга изрядно натаскала его в домашнем этикете, но даже сейчас ему случалось теряться. В двери в своем доме что прислуга, что домочадцы входят без стука — ибо даже за закрытыми дверями не может происходить ничего такого, чего нельзя было бы показать каждому. Но сейчас они в чужом доме, и Митя уже не совсем ребенок… скоро и юношей назвать можно будет… А с Митькиным преклонением перед этикетом, ошибешься — и весь разговор насмарку. Он еще помялся немного… и наконец нажал на ручку двери, тихонько позвал в приоткрывшуюся щель:

— Митя… Ты спишь? Мить… — аккуратно заглянул в комнату… после чего все мысли об этикете вылетели у него из головы, и распахнув дверь во всю ширь, он метнулся в комнату. — Митька!

Комнату заливал странный свет — лишь через мгновение старший Меркулов понял, что к дневному свету примешивается неестественно яркий свет свечи Яблочкина, разожжённой на столе. В геометрически правильном световом круге лаково поблескивала чернильная лужица на брошенном посреди стола листе. На кровати никто не спал — покрывало так и осталось не смятым. Мити в комнате не было.

Первая мелькнувшая мысль — «Сбежал! В Петербург!» — заставила Меркулова-старшего досадливо скривиться: теперь гнаться, возвращать, пойдут слухи… ну почему он не видит от сына ничего, кроме позора!

Он шагнул вперед… и замер, упершись взглядом в длинные глубокие борозды — как от острых кривых когтей — снаружи на оконном стекле. И тут же стремительно обернулся на доносящийся из коридора топот.

— Аркадий Валерьянович… — Штольц ворвался в комнату. — Мне неловко вас беспокоить… — он явно пытался сохранять невозмутимость, но губы его заметно подрагивали, а взгляд метался. — Ингвар пропал! Его нет в комнате.

— Какое совпадение! — пробормотал отец. Он останется невозмутимым, чего бы ему это не стоило. Глава Департамента полиции в панике — хуже только государь-император в публичной истерике.

Свенельд некоторое время смотрел на него, словно не понимая, затем огляделся… его взгляд остановился на следах когтей на стекле:

— Что… это? — прыгающими губами выдавил он.

— Следы навьих когтей, конечно же. — Меркулов-старший уже распахнул окно, внимательно разглядывая выщерблены в солидных дубовых рамах. Пригладил торчащую щепу ладонью. — Но внутрь навья не пролезла, окно осталось закрытым.

— У Ингвара тоже! Тоже окно закрыто! — лицо Штольца на миг вспыхнуло надеждой. — Но куда же они могли… ночью… Думаете, они вместе?

Аркадий Валерьянович только дернул бровью — еще с вечера дружбы меж Митькой и Ингваром не было, но… кто знает, что случилось за ночь?

— В первую очередь надо посмотреть, на месте ли автоматон. — останавливаясь у стола и аккуратно, кончиками пальцев подхватывая листок с одним-единственным словом, ответил Митин отец.

— И паро-телега! — Свенельд Карлович бросился прочь.

Меркулов еще прошелся взглядом по скудно обставленной комнате и старательно сохраняя неторопливость, двинулся следом.

— Их нет! — Свенельд Карлович уже выбегал из распахнутых дверей конюшни. — Ни автоматона, ни паро-телеги.

— Was ist passiert? — за ним спешил испуганный герр Лемке. — Meine Herren, was ist das?[29]

Аркадий Валерьянович снова дернул бровью: стискивающая внутренности словно бы когтистая лапа слегка разжалась. Паро-коня могли свести, но с паро-телегой вместе — сомнительно. Скорее вроде бы не ладившая парочка и впрямь направилась куда-то вместе. Куда? И по доброй ли воле?

«Неужели глупый мальчишка обиделся, что я не принял всерьез его детективные фантазии и решил мне что-то доказать? А Ингвар тогда причем? И навь… следы на стекле…»

— Навь! — пронзительно заверещал из рабочей кухни женский голос. — То не я вовсе, то все навь!

— И скатерть со стола навь сперла? И ходики со стены? Навищо мертвым — ходики? Хиба воны куда опаздывают? — раздался в ответ гневный бас урядника. — А соль? Мешок соли вчора був, а сегодня — як не було, яишню присолить нечем! Скажешь, теж навь забрала? Засолиться решила? Така соби навь власного посолу!

— А соль панычи забрали! Ось поди та спытай, панычи небось чесну жинку заздря виноватить не станут, не то шо некоторые!

Меркулов и Штольц переглянулись — и кинулись в кухню для рабочих.