Фабрика мертвецов

— Надо же, беда какая — неужто пропали? Оба? — донеслись из-за двери голоса, исправник шагнул в кабинет, лицо его жалостливо морщилось. — А я еще думал: везти, не везти… а тут такое! Я, ваше высокоблагородие, в степи человека встретил. — пояснил он. — Вроде как до вас прорывался. С запиской! Не иначе как про паныча Дмитрия. — и подтолкнул вперед прячущегося у него за спиной человека.

Тот шагнул в кабинет, переваливаясь, будто у него плохо гнулись ноги. Выглядел он странно: блуза-косоворотка, вроде той, что носил Ингвар, сильно измарана землей, на темных шароварах еще более темные пятна. Но лицо пришельца было совершенно невозмутимо, а в руках он сжимал небольшой бумажный сверток.

— С кем имею… — вопросительно начал Аркадий Валерьянович.

— Господин маркшейдер? Вы? — изумленно воскликнул Штольц и шагнул вперед. — Господа, это тот самый маркшейдер, из Земельного комитета, что отыскал для меня глину под кирпичный завод в нашем имении… — и явно не удержавшись, саркастически закончил. — Которой после не оказалось!

Лицо пришельца не дрогнуло, оставаясь все таким же неподвижным и невозмутимым. Он даже не глянул на Штольца, продолжая неотрывно смотреть на Меркулова-старшего — и медленно и равномерно моргать, широко раскрывая и прижмуривая глаза, точно разбуженная среди дня сова.

— Но где же вы были? — продолжал Свенельд Карлович. — Что ж вы никого не предупредили: мне про вас письмо из Екатеринослава пришло, они не знают, куда вы подевались, беспокоятся даже.

— У вас для меня известие? — вмешался Митин отец… и протянул руку за запиской.

Пришелец дрогнул. Шагнул навстречу — туф-тух! — грузно и неуклюже переступая по скрипучему дощатому полу. Его рука стала медленно подниматься, протягивая отцу записку…

Аркадий Валерьянович стремительно и мягко скользнул в сторону. Метнулся к стене… и рванул висящую там секиру! Хряпсь! Удерживающие ее крепления хрустнули, нижнее отлетело прочь — с разлета ударив заглядывающего в дверь исправника в грудь. Мгновенным движением перенимая секиру в боевой хват, отец развернулся… И лопастью винта дирижабля, секира взвилась в воздух…

Исправник заорал. Свенельд Карлович кувыркнулся через стол.

Секира описала сверкающую дугу и… врезалась пришельцу в шею.

Крак! Словно срезанный ножом колос, голова слетела с плеч… и ляпнулась на стол среди деловых бумаг Штольца.

Перед укрывшимся за дубовой столешницей хозяином очутилось бледное и неподвижное лицо… Глаза закрылись… и открылись снова! Срубленная голова продолжала моргать!

Оставшееся без головы тело стояло посреди кабинета. Срез позвоночника белым изломом торчал меж потемневшим мясом и трубками сосудов… из которых не выкатилось ни единой капли крови. Сверток вывалился из пальцев… упал на ковер… а безголовое тело стремительно кинулось к отцу и ледяные пальцы потянулись к горлу.

Меркулов-старший взмахнул секирой… Вжжжих! Лезвие крутанулось в воздухе — и начисто снесло протянутую руку нава. Вжжжих! Обратным ходом секира смахнула вторую… тут же отец выронил оружие из рук, и точно обезумев, кинулся в объятья мертвеца.

Они застыли на краткий миг, грудь в грудь, плотно прижавшись друг к другу… Мертвец пыхнул черной пылью… и рухнул на спину, задрав к потолку обрубки рук. От удара витрина со скифскими драгоценностями тонко и жалобно задребезжала. Лежащая на столе голова медленно закрыла глаза… и больше их не открыла. На враз заострившемся лице начали проступать темные трупные пятна.

Меркулов наклонился… и выдернул торчащий в груди мертвяка нож. Льдисто сверкнуло посеребренное лезвие.

— О дает барин! — выдохнули из коридора, где столпились стражники.

— Да как же это… Да что же это… — застывший в дверях — не обойти! — исправник шагнул внутрь — и уставился на Меркулова почти безумным, стылым взглядом. — Вы что же… убили его, ваше высокоблагородие?

— Удивляете вы меня, Зиновий Федорович! До исправника дослужились, а давность трупа определить не можете. Убили этого несчастного две, может, даже три недели назад… — хмыкнул отец, протирая платком клинок и возвращая его в ножны под рукавом. Подхватил с пола секиру… — Прошу прощения, Свенельд Карлович, что воспользовался вашим оружием. Только крайняя нужда могут служить мне извинением. — он коротко поклонился и протянул секиру как положено, на обеих ладонях, хозяину. — Отличное оружие, господин Штольц. Только посоветовал бы вам нанести на лезвия серебренное напыление. Пригодится, особенно в ваших тихих местах… я бы даже сказал — покойных! — он иронически покосился на все еще не пришедшего в себя исправника.

— Так… Оно ж всегда… Пока ваше высокоблагородие не приехали-с… тихо была, да… — тот развел руками.

Отец одарил его мрачным взглядом, явно пытаясь понять: последнее высказывание — растерянность или дерзость? Но исправник только ошеломленно смотрел на неподвижное тело.