Фабрика мертвецов

— Благодарю… Какие извинения, что вы… — прижимая к себе секиру, как ребенка, откликнулся Штольц, и вдруг вскинулся, точно разбуженный. — Две-три недели, говорите? Помните, я на обеде у Шабельсикх рассказывал: глину у нас в имении он нашел, я кирпичный завод ставить хотел, а оказалось, глины-то и нет!

— Припоминаю… — кивнул отец.

— Так вот этот господин и нашел! Я еще письмо отослал, с претензией — и как раз недели три назад. Могу и точно сказать… только тут всё в голове… то есть… если позволите голову с моих документов прибрать, скажу точно. — Штольц сбился и засмущался, будто просил о чем-то крайне неприличном.

— Убирайте, конечно, все равно тело похоронить надо… и голову тоже. — задумчиво кивнул отец. — Вы написали. А этот бедолага, выходит, отписываться не стал, а сам приехал. А здесь его встретили… кто-то… или что-то… Так что думаю, глина в вашем имении все же имеется.

— Не из-за глины же его убили? — вскинулся Свенельд Карлович.

— Так убили все ж таки? — подхватил исправник.

— Осмотрим — узнаем. — хмыкнул отец. — Сейчас нужно найти детей.

— Да! Так чего он принес-то! — видно, во всей нынешней круговерти Зиновий Федорович наконец нашел нечто простое и понятное, за что можно уцепиться, и кинулся к валяющемуся на полу свертку. Дернул за бумажный край… на ковер выпал изодранный в клочья Митин шейный платок. Исправник замер, став еще потерянней. — Извините, ваше высокоблагородие… не хотел читать первым… — повернулся он к отцу, протягивая листок бумаги.

— Что ж вы нервничаете так? — отец досадливым жестом выдернул бумагу у него из рук, расправил рывком, и после краткой паузы, протянул. — Однако же…

— Что там? — вскинулся Свенельд Карлович.

— Тут сказано… — отец начал медленно складывать записку. — Чтоб я следовал за этим мертвяком… — он кивнул на тело. — Если хочу найти сына. — и он нагнулся, поднимая с ковра Митин изодранный шейный платок. И скомкал его в кулаке.

— Шо, так и казалы — за мертвяком идтить? Ну, зовсим знахабнилы. — прогудел из коридора Гнат Гнатыч.

— Сказано, «за подателем сего». — криво усмехнулся отец. — Занятно, что нет требования не сообщать в полицию.

— Наверняка знают, что вы и есть полиция. — пробормотал старший Штольц. — Как же мы теперь, Аркадий Валерьянович? — он все еще нянчил секиру, растерянно поглядывая то на Меркулова, то на мертвое тело. — Он-то нас уж точно до места не проведет.

— Кто вам сказал, любезный Свенельд Карлович, что он бы нас довел до места? Во всяком случае, до места, нужного нам? — усмехнулся отец. — Мы с вами пойдем вовсе не туда! — закончил он, вынимая из кармана другой листок, взятый в Митиной комнате.

Глава 41 Злодеи и сообщники

Митя шумно выдохнул. Руки, цепляющиеся за решетку на окне, мелко дрожали. Мощные, сбитые чуть ли не из цельных стволов ворота дома-крепости с грохотом захлопнулись, тяжеленный засов ухнул в пазы, но Митя лишь засмеялся — отрывисто и нервно, отпуская скопившийся внутри страх. Что эти ворота для двух паро-ботов?

«Обошлось, неужели обошлось…»

На лестнице заорали — пронзительно и страшно:

— Как они здесь очутились? Их же должны были к цехам отвести! Вы обещали, что там их и закопают! — верещал пронзительный голос, похожий и одновременно непохожий на голос младшего Лаппо-Данилевского.

— Не верещить, паныч! Здесь закопать ничуть не хуже выйдет! — прогудел напряженный, как провод к свечам Яблочкина, голос Бабайко.

— Вы в уме? Они же сейчас все тут разнесут! — снова заверещали ему в ответ.

— Не разнесут… Тащить сюды тех двоих!

Множество ног затопотало по лестнице и вместе с ними вверх покатился знакомый чудовищный смрад.

Митя судорожно сглотнул подкатившую к горлу тошноту и почувствовал, как бледнеет — точно льдом провели по щекам. Пока еще его тошнит от… ЭТОГО, но если он не найдет способ выкрутится и на сей раз, тошнить перестанет, и тогда — все. Конец. Он взбрыкнул ногами, торопясь спрыгнуть на пол… Манжет его единственной оставшейся приличной рубашки зацепился за оконную решетку. Митя стиснул зубы, чтобы не взвыть в голос… отчаянным усилием воли подавил панику, подтянулся на одной руке… и принялся аккуратно отцеплять манжет от железной занозы:

«Я не позволю себе порвать рубашку. Я не позволю себе… панику».

Грохот шагов докатился до крохотного «пяточка» в деревянной башне.

— Открывайте быстрее! — взвизгнули пронзительно.

— Не орить, панычу… — гремя ключами, пробурчал Бабайко.

— Не смейте так со мной разговаривать, вы… — сорвался на верещание Алексей.

Манжет, наконец, отцепился, Митя повис, цепляясь за решетку и костеря на все лады вдруг озаботившегося уважением к своей особе Лаппо-Данилевского.

— Ежели дуже хочете, щоб вас признали — та пожалуйста, хто може запретить. — пробухтел Бабайко… звучно лязгнул ключ.

Гро-гах! Гро-гах! По дому-крепости словно прокатилась мелкая, испуганная дрожь — паро-боты приближались. За дверью гнусно выругались…

Митя наконец спрыгнул вниз. Метнулся к разорванным оковам у стены, подхватил стальной наручник, наматывая обрывок цепи на кулак.