Фабрика мертвецов

— А-а-а! — пронзительно заорал тот, по-казачьи перевешиваясь с седла. Рванул узду, заставляя коня метнуться в сторону. Ставший двуногим боевой паро-конь тяжеловесно побежал за предателем, пластая воздух взмахами сабель.

Все завороженно пялились на преобразившийся автоматон, и только Свенельд рванул рычаг, бросая свой паро-бот вперед. Грохот, стремительный длинный шаг… ковш на ручище паро-бота с размаху обрушился на стену.

— Да-данг! — стена содрогнулась: с хрустом ломались стальные пики, брызнуло во все стороны щепой.

— А-а-а! — Ингвар покачнулся — и рухнул прямиком в ковш.

— Дзонг! — Свенельд потянул рычаг паро-бота и ковш медленно поплыл обратно…

— Дави его! — внизу, на подворье, заверещал Бабайко. Родичи его всем немалым весом навалились на колодезный журавль…

Колодезная цепь на шее Ингвара натянулась, звенья впились в шею, Ингвара страшно захрипел…

Прямо с плеч паро-бота Свенельд прыгнул на стену. Родовая секира взметнулась над головой Ингвара… Бзданг! Обдав зажмурившегося парня ледяным ветром, лезвие с размаху обрушилось на натянувшуюся цепь… Бданг! Разрубленное звено с треском лопнуло. Ингвар рухнул вниз, а свободный кусок цепи, точно бешенная стальная змея, хлестнул по подворью, сметая Бабайко с колодезного сруба. Искореженный ковш накренился… Свенельд и связанный Ингвар полетели вниз, паро-боту под ноги.

Бабайко приподнялся на локтях… сплюнул кровь и выбитый зуб. Поперек его лица наливался краснотой след от удара цепью.

— Сдохнете, паны! А потом в цехах моих еще отработаете… за мои хлопоты… А я полюбуюсь! — и запрокинув голову, он издал пронзительный, переливчатый вопль.

Все замерло. Свенельд Карлович, вскочивший, чтоб выловить брата из-под ног паро-бота, отец, взметнувший сабли паро-коня над предателем-исправником, стражники и растерянный герр Лемке… Вопль ширился, длился, разливался окрест, как мутное весеннее половодье, несущее за собой обломки домов и трупы утонувших. Где-то вдалеке взвыл последний уцелевши на деревне пес и смолк, обрушивая окрестности в чудовищную, невыносимо жуткую тишину.

Из подвалов дома густым облаком накатил удушающий смрад — будто тысячи тысяч могил разверзлись разом.

Митя отчетливо услышал, как где-то под домом с протяжным скрипом распахнулась дверь. Застонали несмазанные петли… и два детских голоса тихо-тихо зашептали:

— Вот идет старик седой, он несет мешок большой, шалунов в него сажает, в темный их подвал бросает, а уж мертвецы ребят переловят и съедят…

Шепот заполнял дом как подступающая вода, ледяными струйками сочился сквозь половицы, переливался через порог, заливая подворье, растекался окрест, заставляя цепенеть от ужаса. Митю затрясло, мелко и отвратительно, так что клацали зубы. Он обеими руками вцепился в оконную раму, словно его уже волокли за ноги, пытаясь оторвать от этого ненадежного прибежища:

«Нет! Не хочу! Не могу! Не надо!»

Тяжелая поступь донеслась из глубин земли, она поднималась все выше, выше, можно уже было различить гул множества шагов… Дверь дома сорвало с петель. Тяжеленная, окованная металлом дубовая створка пролетела через все подворье, будто ею выпалили из пушки — и с грохотом врезалась в ворота. На подворье ступил старец. Налетевший ветер рванул космы седых волос, подкинул кудлатую бороду… открывая проткнутую собственными его костями пергаментную шкуру нава. Старик глухо, утробно зарычал, из-под выпяченной губы выдвинулись кривые черные клыки — и он с ревом ринулся к воротам. Следом хлынули мертвецы.

Их было много. Очень много: цельные, вышагивающие на собственных ногах, и уже почти рассыпавшиеся, ползущие на локтях и подтягивающиеся на зубах. Похожие на костяных кузнечиков скелеты без единого клочка кожи, полуразложившиеся хлюпающие туши, утратившие всякие очертания, и вовсе сгустки тьмы, то и дело складывающиеся в контуры человеческих фигур, и тут же расплывающиеся снова. Совершенно бесшумно и безмолвно волна мертвяков прихлынула к воротам… и те рухнули. Навий поток черным половодьем разлился по окрестностям.

Клыкастый старец прыгнул на стражника — конь вместе с седоком рухнули наземь, отчаянно забился, заходясь сумасшедшим ржанием, вскочил и ринулся прочь, оставив неудачливого всадника судорожно биться под навалившимся на него навом. Мертвяк яростно грыз выставленную стражником шашку в ножнах, прорываясь к живой плоти.

— Ось вам, тварюки! — Гнат Гнатыч рванул с шеи флакон-ладанку — брызги святой воды оросили мертвецов и те принялись падать, дымясь и расползаясь на глазах. Но поверх них уже перли еще и еще. Упал второй стражник. Кони, обезумев, метались по полю, унося на себе седоков, но мертвецы длинными прыжками уже настигали их.