Фабрика мертвецов

— Где этот мерзавец? Куда он делся? Говори, говори! — вопил Алексей. И глухие звуки — будто кулаком в подушку: за дверью кого-то били. Легко догадаться — кого.

— Уймиться! Уймиться, кажу, вы ж его вбьете, а он нам потрибен! Ты! Тащи его наружу! — заорал Бабайко.

Смрад стал сильнее — будто вскрытый могильник разворошили палкой — снова раздался топот, и крик:

— Отпустите меня немедленно! Schweine! Schurken!

— Давай, давай, немчик! Там за тобой брательник приехал — перемолвься с ним словечком! А ну, не смыкайся! — проорал Бабайко. Снова донесся шум, грохот, что-то… или кто-то… покатился по ступеням — Ингвара волокли наружу.

— Ишь, немчура поганая! — совсем рядом прохрипел Бабайко. — Ничего… Мы к воротам, а ты ищи второго! Соседнюю камеру проверь!

— Та шо там проверять, Остапу Степановичу, заперто усе! — чуть не над самым ухом у Мити жалобно проныл Юхим, следом донесся смачный удар… и тяжелое тело врезалось в створку двери, за которой притаился Митя.

— Поговори мне еще! — рявкнул Бабайко и его шаги загрохотали вниз по лестнице.

— Чого сразу бить-от? — обиженно пробормотал Юхим… и ключ зашебуршал в замке.

От накатившего из-за плотно сбитых досок смрада темнело в глазах и невыносимого хотелось блевать. Ледяная дрожь прошила тело, пришлось перехватить правой рукой левую, с намотанной на нее цепью, чтоб звенья не щелкали друг об друга.

«Только бы не… только бы…»

Створка медленно, с тягостным скрипом отворилась. Блеклая тень упала на пропитанный старой кровью пол… и в камеру шагнул мертвец. Огромная широкоплечая туша в одной лишь перепрелой, почерневшей от земли рубахе. Мертвяк сделал шаг, другой… и начал медленно поворачиваться. Его глаза — один вытекший полностью, а другой ссохшийся, так что казался горошиной в пустой глазнице — уставились на прячущегося под прикрытием косяка Митю…

— Що, нема? — сторож нетерпеливо сунул голову в комнату…

Как учили дядя и кузены! Митя резко, без замаха выбросил обмотанный железом кулак вперед…

Браслет кандалов врезался сторожу в лоб. Тот почти беззвучно вякнул, широко разевая рот… и начал валиться на пол.

Митя даже не ожидал, что успеет так много и сразу: ухватить падающего сторожа за шиворот, выдернуть у него из рук ключи, пнуть, направляя башку сторожа мертвяку в живот… и сигануть через порог, захлопывая за собой створку.

Он успел еще всем телом навалиться на дверь, когда с другой стороны в нее врезалась громадная туша, едва не отбросив Митю к противоположной стене. Ключ не вошел, а со скрежетом вбился в замочную скважину, и Митя быстро провернул его в замке.

Дверь снова прогнулась от чудовищного удара изнутри — но устояла. Не теряя времени, Митя ринулся вниз по лестнице, прочь из деревянной башни.

На верхнем житье крепости-терема стояла тишина настолько нерушимая, что Митя даже утратил часть своей настороженности. Зашагал через анфиладу бревенчатых комнат широко и быстро… и едва не врезался в застывшую у стены молодуху в простом крестьянском платье, прижимавшую к себе паренька в одной нестиранной рубашонке. Мите сперва показалось, что это снова мертвяки — так неподвижно они стояли, таким застывшим было лицо женщины. Лишь глаза блеснули живо, и уставились прямо на Митю… Решение пришло мгновенно. Он выпучил глаза, напрягся, деревенея мышцами лица… и не останавливаясь, промаршировал мимо женщины на негнущихся ногах, гулко бухая пятками в пол.

— О Господи, знов мертвяк! — едва слышно простонали ему вслед. — Не гляди, сыночка, не гляди!

Продолжая топать и бухать, Митя отходил все дальше… воровато оглянулся — и лаской шмыгнул на лестницу. Он знал, что радоваться рано, но счастливое облегчение все едино пело в его душе: обошлось, и дело об убийстве, считай, раскрыто, и делать ничего не пришлось. Отец ему поверил, Бабайко арестуют и особый, самый сладкий подарок — Алешка Лаппо-Данилевский тоже здесь! Когда во двор ворвутся паро-боты и конные стражники, Алешке не сбежать и не отвертеться! Настоящий charmant! Осталось только где-нибудь затаиться, пока паро-боты ворота ломать станут.

— А ну, стой! Не то конец твоему братцу, немчик! И сынка твоего тож порешим, благородие!