Фабрика мертвецов

Митя в прыжке перемахнул тачку, промчался по сходням, отпихнул с дороги мужика, ворвался в переднюю, и помчался вслед за клубком по усыпанному битым камнем и известью старому паркету. Стремительно серея от налипшей на шерстку известки, клубок мчался через анфиладу первого этажа, бойко перемахивая с мусорной кучи на подоконник, с подоконника на дверной косяк, прокатился по притолоке, оттолкнулся от прислоненной к стене створки, походя обронив ее на Митю…

Тяжеленная дубовая створка рухнула перед ним, подняв фонтан серой пыли.

Улепетывающий клубок подпрыгнул на ветхом кресле с торчащими пружинами — и с писклявым воплем сиганул в камин.

— Ап-тяп-тяп! — из камина вырвалось облако черной золы, загрохотало, заухало, уходя вверх по каминной трубе, раздался торжествующий вопль. — Тя-яп-тяяяяяп! — и… Бумс!

Удирающий клубок с разгону врезался в предусмотрительно вставленную в трубу заслонку.

Отец выскочил из засады за креслом и…

— Блямс! — вместе с вихрем золы вопящий клубок плюхнулся в подставленный мешок.

— Ага, попался! — отец затянул горловину мешка. — Ты что творишь, анчутка? Это ж надо — чтоб домовой собственный дом в порядок привести не давал! Разве справный хозяин станет в эдакой грязи жить?

— Разбойники! — из мешка донесся тоненький, похожий на мышиный писк, голосочек, и мешок с домовым отчаянно задергался, вырываясь из отцовской руки. — Ужо я вас, ворюги! Не сметь хозяйское добро воровать!

— Я здесь хозяин! — отец с досадой тряхнул мешок. — Ты б лучше раньше хозяйское добро сторожил, чем теперь хлам обратно в дом таскать!

— Покра-али! — протяжным воем донеслось из мешка. — Все покрали, разбазарили, ничего не осталось! Анчутка ничего не смог, у анчутки дом пустой, без хозяев, анчутка слабый, молока, маслица, хлебчика анчутке никто не дает, вот и не смог, не остановил… Не дам! — горестные причитания сменились пронзительным воплем. — Ничего не дам, не украдете больше ничего, ни кусочка, ни соринки, воры, разбойники…

Отец с Митей переглянулись:

— Домовой может сойти с ума? — неуверенно переспросил Митя.

— Кто его знает!

Сквозь ткань мешка проступил контур раззявленного рта и зубов. Домовой упорно жевал мешок, пытаясь прогрызться на волю. Вымоченный в святой воде и расшитый крестами полицейский спецмешок для злокозненной нечисти не поддавался, но и домовой сдаваться не собирался. — И как мы теперь без домового?

— Из какого заброшенного дома сманить? — наблюдая как шевелится мешок, предложил Митя.

— Точно такого же? — отец встряхнул мешок. — Наш дом тоже… заброшенный. — он устало попытался плюхнуться в кресло, и тут же вскочил, едва не напоровшись на торчащую пружину.

Бух-бух-бух! По земле прокатилась отдаленная дрожь. Сквозь распахнутое окно было видно, как над оградой усадьбы появляются широченные стальные плечи паро-ботов — сидящие меж ними человеческие фигурки казались крохотными.

— Штольц! — отец облегченно улыбнулся. — Надо же, даже раньше приехал, чем обещал… И оба автоматона привел. Надо велеть, чтоб сгребли проклятый мусор! Хотя бы сегодня мы его наконец вычистим! — мстительно процедил отец. Из мешка донесся горестный вой. Отец сунул Мите мешок с домовиком и направился к дверям. Митя нехотя поплелся следом — приезжих было трое, а встречаться с Ингваром ему совершенно не хотелось. Но не прятаться же от него — много чести!

Ножищи паро-ботов тяжело бухнули у парадных дверей и все стихло.

— Свенельд Карлович, герр Лемке! Ингвар! — отец шагнул навстречу гостям. — Не могу сказать, что не рад вашему раннему появлению, но право же, мне неловко, у вас и в своем поместье дел полно…

— У меня… — голос Свенельда прозвучал хрипло, он закашлялся, и долго еще кашлял в полной тишине, пока наконец не произнес, ясно и четко. — У меня нет поместья, Аркадий Валерьянович, да и не было никогда, а к поместью Анны Владимировны я более касательства не имею.

Воцарилась тишина. Митя окинул внимательным взглядом всех троих: у ног каждого стояли дорожные саквояжи — большого количества вещей в них не вместишь, но смена белья да запасные штаны как раз войдут. За спиной у Свенельда Карловича красовалась его секира, а герр Лемке держал чемоданчик с инструментами. Привычная трубка торчала у него во рту, и он так стискивал чубук зубами, что казалось, вот-вот разгрызет.

— Простите… я не понимаю. — сдался отец.

— Анна Владимировна отказала мне в чести и дальше быть ее супругом. Она расстается со мной и… собирается вновь выйти замуж. — очень сдержанно пояснил Свенельд Карлович.

— Но… как же… развод… — растерялся отец. — Это ведь такой скандал!