Митя испытывающе уставился на Остап Степановича. Не может деревенский богатей смолчать, когда сынок петербургского начальника уж впрямую намекает… Предлагай же, ну!
Остап Степанович смотрел прямо и равнодушно, как на случайную помеху — рявкнуть да отогнать невместно, надобно перетерпеть, и та скоро сама исчезнет.
— Митя! Ну где же вы были! Как вы могли нас так напугать! — закричали из-за ворот и к ним со всех ног устремились дамы во главе с Анной. Следом, старательно не глядя друг на друга, шагали Петр и Ингвар.
— Пожалуй, пора ехать. — задумчиво разглядывая Остап Степановича, сказал Митя.
— Нехай щастыть вам, паныч. — тот коротко поклонился.
Митя кивнул и не дожидаясь спутников, направился к своему автоматону. Догнавшая его Анна Владимировна горячо заговорил, что-то выспрашивая, в чем-то упрекая…
— Благодарю. — вдруг обронил Митя.
Анна осеклась, глядя на него удивленно.
— За… что?
— За прогулку. Очень получилась… познавательная. — он подтянулся, запрыгивая в седло. Еще какая познавательная: теперь он знает, что разгул нежити в окрестностях их нового имения не случаен. И знает, кто за этим стоит. Понять бы еще, что с этим знанием делать?
Автоматон выпустил из ноздрей струи пара, и полязгивая, направился прочь со двора. Затылок у Мити чесался — он не сомневался, что из темных, без единого огонька окон его провожают взглядами. Даже те, кому и смотреть-то нечем.
— Вот-с, юноша, картина нынешних нравов! — процедил у него за спиной младший Шабельский. — Нашего семейства бывший крепостной внуков хозяев своих на квас зазывает. Будто он нам ровня!
«Он вам не ровня. — равнодушно подумал Митя. — Он вам хозяин, такой же, как и деревенским. Потому что вы ему наверняка должны. Просто властью над вами он пока опасается пользоваться. Не рассудком — поротой спиной опасается».
— Зато он с большим вниманием относится к словам вашей сестры. — вслух заметил он.
— Ады, что ли? — удивился поручик. — Да ее он и вовсе не слушает! За блаженную держит, а она позволяет!
— Напрасно вы так думаете. — возразил Митя, кивая на надпись у входа в лавку.
Вместо давешнего «въ ходъ въ нисъ» там теперь красовалось решительное: «Ходи нисомъ!»
Глава 22
Проклятие Шабельских
— Все семью нашу погубить хочешь!? — выпалил Родион Игнатьевич.
Гости отправились почивать, а в личных покоях Шабельских бушевала гроза. Глаза старшего Шабельского метали молнии, пухлые щеки, красные от гнева, мелко подрагивали, а ногами он топал так, что модные китайские болванчики на туалетном столике Полины Марковны трясли головами, как в припадке. Сама Полина Марковна возлежала в глубоком кресле и только сдавленные стоны раздавались из-под закрывающего ей лицо платка.
— Соседку! Замужнюю даму! Увезти! А если бы Свенельд Карлович дознался?
— Я и хотел, чтоб он дознался. — глухо проворчал поручик. — Истинным дворянам, значит, ничего, а какому-то немчику из простых — и имение, и Анну… Со мной-то ей получше будет!
— Кому: имению или Анне?
— Обеим! Ай! Батюшка! Что ж вы деретесь, как купчик какой!
— Я тебя выпорю как в детстве, не погляжу, что офицер! Имение и впрямь отличное, да только на что тебе оно, когда Свенельд тебя зарубит?
Полина Марковна душераздирающе застонала.
— Да я б его сам саблей напластал! Ай! Не деритесь, батюшка!
— «Напластал» бы он! Ты его секиру в имении на стене видел? Он тебя с одного удара на две половинки поделит, и все! О сестрах ты подумал? Позор какой, родной брат чужую жену увез!
Полина Марковна застонала снова.
— Он о нас вовсе не думает, батюшка! — наябедничала стоящая второй в «детской» шеренге Шабельских Лидия.
— А ты молчи! Дура! — рявкнул на нее отец. — Петербуржец от тебя в деревню улепетнул, только пар автоматонный клубился!
— Это все Зина и Ада! — Лидия с ненавистью покосилась на сестер. — Если бы не они…
— Если б не мы, Петька бы избил Ингвара, а потом Свенельд Карлович взялся за свою секиру. — рассудительно начала Зина.
— Не твое дело! — заорал Петр.
— Вот именно! — неожиданно поддержал его отец. — Барышни из хороших семейств не должны участвовать в скандалах.
— И на автоматонах скакать! — выглядывая из-под платка, вставила Полина Марковна, и тут же жалобно застонала снова. Хлопотавшая над ней Одарка принялась смачивать платок в тазике — в комнате остро запахло яблочным уксусом.
— Теперь мы петербуржцу еще и обязаны за его выдумку с гонками! — всплеснул короткими ручками Шабельский. — Вместо того, чтоб он, и отец его, были нам обязаны за гостеприимство! Даже когда Капочка с Липочкой губернатору к фалдам фрака хвост прицепили, и то такого позора не было!
— Нас сегодня даже не ругали! — Капочка поглядела на Липочку.
— А это — почти похвалили! — кивнула сестра.
— Мы запомним…
— На следующий раз…
— Молчать! — рявкнул Шабельский и обвел налитым кровью взглядом выстроившихся перед ним детей.
— Мамочка… папочка… — вдруг жалобно-жалобно пролепетала толстушка Алевтина. — А можно, мне Одарка молочка даст… с булочкой… а то я с ужина так проголодалась!