— Это где ж такое место райское? — спросил тот, робко косясь на начальство — неужто сам главный полицейский чин из Петербурга также думает?
— Уж нигде. Избавились они от злобных Иных Тварей… и от незлобных тоже… и от внуков Афродиты, Ареса, Зевса… А те, кто остался, позабыли про Кровное свое Родство. Так что когда на земли Византийской империи пришли турки-османы, вера у византийцев была, а вот Кровной связи с землей не осталось. И они потеряли все: и землю, и себя, и… храмы Божьи. Вот потому князь Владимир Красно Солнышко, принимая веру в Господа нашего для себя и своего народа, повелел Сварога, Макошь, Перуна, Велеса и прочих Древних хоть и за богов не считать, но уважать и почитать, как Силы земли нашей, что проявляются в их Кровных потомках.
«Еще Владимир полагал, что лучше быть потомком Даждьбога-Солнце, нежели постельничим басилевса, в каковые византийцы без стеснения записывали всех государей крещеных ими народов. Да и от дружинников-перунычей отказываться вовсе не собирался», — про себя усмехнулся Митя.
— Ось воно як! — Гнат Гнатыч запустил пятерню под фуражку и принялся скрести в затылке так, что скрип, похоже, был слышен даже Ингвару на его паро-телеге — тот оглянулся. Или это мысли урядниковы скрипели?
— Беда в том, господа, что на этой земле были и другие Древние, — так тихо, что Мите даже пришлось податься вперед, чтоб его расслышать, сказал Штольц. — Здесь жили скифы, киммерийцы, а до них те, о ком и упоминаний в хрониках не осталось. За неимением тогда не только хроник, но и букв. Но боги-то свои у них наверняка были?
— Шо ж то за боги? — удивился урядник. — Как в пословице кажуть: «В лесу живут, пню кланяются»?
— Это еще ничего. С потомком людей и леших мне приходилось встречаться, — пробормотал отец.
— Где же?
— В министерской канцелярии. С ним даже легче, чем с остальными: сразу видно, что дуб дубом, даже немножко коры на щеках.
— Согласен с вами, пень — не самое страшное, — склонил голову Штольц. — Но археологические изыскания говорят нам, что у древнейших народов случались… весьма своеобычные божества. На здешних землях следует проводить постоянные планомерные раскопки, иначе Фригг[1] его знает, на что может наткнуться обычный крестьянин, копая погреб.
— Удалось вам меня напугать, Свенельд Карлович, — протянул отец. — Митя! Ты чего такой молчаливый? — неожиданно обернулся он к сыну.
— Разве меня когда-либо можно было упрекнуть в неуместной болтливости, батюшка? — как всегда светски огрызнулся Митя.
Мысли разбегались, как мыши из-под лап кота, и главная среди них: «Не слишком ли я молчалив?» Надо рассказать отцу… не намекать, упоминая о вони, а прямо рассказать, раз уж он такой непонятливый, про то, что прячется в доме Остапа Степановича… Который тоже что-то копал, колодец, кажется… И сдается, выкопал. После слов германца отец поверит… или наоборот, решит, что Митя все выдумал? Именно после слов Штольца. И что тогда? Клясться, как ребенок, что не ел варенья из буфета? Не-ет, на такое унижение он не готов! Митя бросил злой взгляд на пристально глядящего на него отца. Мгновение они смотрели глаза в глаза…
— Прошу прощения, ваше высокоблагородие. — Голос исправника заставил вздрогнуть обоих. Тот придержал коня, заставляя и отца потянуть за рычаг автоматона. — Насчет жителей окрестных… не докладывал вам, заняты вы были… А только известие поступило — покража в одной из экономий… можно сказать, грабеж…
— И что же похитили?
— Так ульи с пасеки! Убытки изрядные. Скоро земли Свенельда Карловича начнутся, там вы вихрем помчите, глядишь — и станция. А я пока со стражниками в экономию — очень просили быть. Пчелы редкие, особых пород!
— Откуда же вы об том узнали? — приподнял брови отец.
«Все-таки одну бровь поднимать у него не выходит!» — порадовался своему превосходству Митя.
— Опять девчонка прибегла: из Николаевки или как ее… Васильковки? — устало спросил отец.
— С Карнауховки, — почему-то смутился исправник.
— Езжайте конечно, Зиновий Федорович, — кивнул отец. — Урядника вот да пару стражников оставьте — и езжайте. Не одно ж дело уездной полиции расследовать. Только убедительно прошу! — остановил он обрадовано вскинувшегося исправника. — В следующий раз как к вам девчонка прибежит — протокол составляйте, с именем оной и местом жительства. Порядок такой. Я как вещи свои со станции заберу, вам настольный полицейский справочник подарю. Он хоть и для низших чинов, а вам тоже сгодится.
— Как будет угодно вашему высокоблагородию.
Исправник, кажется, обиделся. Сухо отдал честь, свистнул — и небольшая группка всадников ринулась прочь.
— Что значит — на ваших землях вихрем помчим? У вас договоренность с кровными Стрибога-Ветра? — пошутил отец.
— Сейчас увидите! — засмеялся Штольц.
[1] Фригг, жена Одина, знает судьбу каждого, все, что было, есть и будет. Но никому не рассказывает.
Глава 27. Битва автоматонов