Фабрика мертвецов

— Бери коня своего железного и на кладбище приезжай, что за деревней. Дорогу найдешь? У ограды тебя ждать буду.

— На кла-адбище? — недоверчиво усмехнулся Митя. Просто роман тайн. Деревенский. — Небось, в полночь?

— Зачем в полночь? После заката приходи, в полночь уже поздно будет, — рассудительно сказала девчонка и повернулась прочь, давая понять, что разговор окончен.

— И что мы на кладбище делать будем? — все еще с усмешкой спросил Митя.

— Бабку провожать, Оксанину. Ну Оксана… яка тебя з ночной вазы молоком поила. У их семейства долги дюже большие… Только смотри ж… — Она погрозила ему тощим кулачком. — Батьке своему донесешь — ничего не узнаешь, уж я позабочусь! — и пошла прочь, волоча свою тяжеленную корзину, неспешно огибая снующих по двору людей. Те скользили мимо нее взглядами, будто и не видели. Или и вправду не видели?

— Панычу, вы ще тут? Коня своего железного ще не обиходили. Подмогнуть, може? — из-за стального плеча автоматона выглянул удивленный урядник — и пришел он явно не от конюшни, а со стороны дома.

Только тогда Митя задумался, сколько он и девчонка простояли посреди двора и почему их никто не потревожил?

— Свенельд Карлович до кабинету зовет: откушать, чем Бог послал, — продолжал болтать Гнат Гнатыч. — В столовой накрывать не стали — Катерина-то здешняя, думала, хозяева с гостевания ден пять не вернутся, от и не готовила ничего. Да и то сказать… — урядник вздохнул. — При старом пане, першом муже Анны Владимировны, как уедут по соседям, так пока всех не напроведываются, на вечерах не напляшутся, у кажной роще пикник с дамами не устроят, ну и дебош в деревне, уж без дам… Домой не вертаются! А и вертаются, так не своими ногами — на телеге привезут! Ото был пан так пан! Справжний! — в его голосе звучало восторженное восхищение.

— Как же нарушение порядка? — поинтересовался Митя.

— Тю! Так то ж паны, не мужики какие: сами нарушат, сами и заплотют. И мужикам с того кой чего перепадает… ну, и нам прибыток, не без того!

Митя остался невозмутим. Урядник вздохнул: не понял, чего паныч питерский насчет его откровений думает, а понять хотелось. Через паныча и до батюшки его подобраться можно: прощупать, чего ожидать от нового начальства, и есть ли способ то начальство… умилостивить. А решит мальчишка отцу о словах неосторожных донести — так и отпереться завсегда можно.

Митя усмехнулся: ему были понятны эти простенькие провинциальные хитрости. Ни размаха, ни блеска, ни серьезной интриги. И это — после Петербурга и причастности к тайнам двора? Почти причастности…

— Говорят, предыдущий хозяин имение и разорил, а Свенельд Карлович восстановил.

— Так разоряться — це ж самое панское дело и есть! Негоже панам гроши считать, не купцы! — наставительно сообщил Гнат Гнатыч. — А от Свенельда Карловича и положения к праздничку не дождешься. Вот увидите еще, как обживетесь: он и исправнику с полицмейстером внимания не оказывает, а как надо чего, так законников нанимает вместо того, чтоб те ж самые гроши хорошему человеку поднести за помощь. Эх! Что там казать… — махнул рукой урядник. — Не пан, как есть не пан.

— Так он и сам признает, — напомнил Митя.

— Вот и нечего было в помещики лезть! — досадливо огрызнулся Гнат Гнатыч. — Немец-перец-колбаса…

Урядник остановился у парадной двери: за время разговора они успели и автоматон поставить в стойло и к дому вернуться.

— Вы до кабинету идите, паныч, а я уж до кухарки. Пан Штольц хоча и не пан, а простого урядника з собою за стол не посадит. Честь имею! — коснулся фуражки и заспешил обратно на задний двор, к столам.

Митя задумчиво поглядел ему вслед: что б ни творили с мертвяками господа Лаппо-Данилевский и Бабайко, уездная стража б заметила. Если, конечно, им как тем же покойникам — глаза деньгами не закрыли. Да не по серебряной монетке на каждый, а по целой стопке. Казначейских билетов. А урядник подношения любит. Есть о чем подумать.

Глава 31. Под свечами Яблочкова

Митя с любопытством оглядел парадный вход в дом. Митину… отцовскую усадьбу украшали колонны — краска на них облезла, и было ясно, что это не мрамор, а выкрашенное под мрамор дерево. У Шабельских на парадном крыльце возлежали два льва — и впрямь мраморных, но с мордами облупившимися и отколотыми хвостами. Здесь же на тумбах перед широким крыльцом красовались две грубо вытесанные статуи — едва намеченные контуры позволяли опознать в них женские фигуры. От статуй веяло бесконечной и жуткой древностью… а прямо над ними возвышались кованные фонари. Приходилось признать, контраст древности и времен нынешних выглядел весьма… тонко. Даже аристократично.