Фабрика мертвецов

Митя только передернул плечом: в Ницце повеселее, чем в деревне. Даже если с дорогами и электрическими свечами.

— Надеюсь, любование диковинами заставит вас простить обед… по-походному. Придется есть, что подают работникам.

— После смертельной опасности всегда хочется есть, и не так уж важно, что именно, — вдруг тихо сказал отец, и на кабинет пало молчание.

Трое мужчин и двое совсем еще юношей, почти мальчишек, не глядели друг на друга, словно вдруг осознав, что живы остались лишь чудом.

А потом вдруг Митя почувствовал себя таким… живым и таким… голодным, что только воспитание удержало его от того, чтоб схватить кусок колбасы и затолкать в рот целиком.

— Будем радоваться, что на той дороге мертвыми остались лишь мертвецы, — еще тише закончил отец и принялся решительно намазывать хлеб ярко-желтым, почти как золото, маслом. — Да вы роскошно кормите работников, Свенельд Карлович!

— У меня же паро-боты, так что, как бы это сказать… живых работников немного, могу себе позволить. Их и не найдешь, этих живых, всех господин Лаппо-Данилевский перехватывает. Он паровыми машинами в хозяйстве не пользуется, говорит, не окупается. Сейчас с наймом и вовсе плохо…

— Почему? — энергично работая челюстями, вопросил отец.

Свенельд Карлович замер, точно оцепенев — с маринованным груздем на вилке в одной руке и скомканной салфеткой в другой.

— Так… сложилось… — под отцовским вопросительным взглядом тяжко вздохнул, кинул груздь в рот, проглотил и наконец пояснил: — Здешние крестьяне или на своей земле работают, или кто вовсе разорился, на заводы уходят.

— Как же господин Бабайко? — негромко спросил Митя.

— Бабайко — мерзавец! — решительно отрезал Ингвар.

— Господин Бабайко за работу не платит, ему местные долги отрабатывают. А запутать и насчитать процентов втрое больше, чем сам долг, он большой мастер, — пояснил Свенельд Карлович.

— Местная стража его покрывает! — заявил неукротимый Ингвар и выразительно покосился на отца.

— Давайте вернемся к работникам. — Тот никак не отреагировал на выпад. — Мне казалось, для открытия заводов необходима готовая железная дорога?

— Самые предусмотрительные уже здесь, — покачал головой Свенельд Карлович. — Кто первым, до чугунки, пришел, тот потом самые сливки и снимет. В Екатеринославе уже и бельгийцы, и франки. Даже альвионцы есть! Вон, Джон Хьюз еще лет двенадцать назад у князей Кочубеев земли под чугунолитейный завод выкупил, а сейчас в районе Донца угольные шахты ставит.

— Эти-то откуда? — проворчал отец.

Митя закатил глаза: раз уж в свете принято восторженно трепетать перед древней мудростью и поэтичностью Туманного Альвиона, то солдафоны вроде батюшки считают правильным кривиться при любом его упоминании.

— Беглые, как правило. Те, кто не поладил с Хозяевами Холмов, — усмехнулся Свенельд Карлович. — Вроде мисс Джексон, учительницы у Шабельских. Вы же видели, как она… некрасива? — невольно понизил голос он. — Даже у нас к некрасивым женщинам общество не слишком милосердно. Альвы же уродства не выносят вовсе. Детей не трогают, говорят, их собственные детишки вовсе не хороши, пока не вырастут и не превратятся в блистательных Дам и Господ. Ну а дальше… — он развел руками. — Единственное, что ждало настолько некрасивую девушку — стать дичью в первый же Йоль, когда Херн-Охотник со свитой выедет из-под Холмов. Отец ее дожидаться Охоты не стал, спрятал девчонку в корабельном трюме и отправил в империю. Она даже в Петербург с Шабельскими не ездит — боится на кого-нибудь из посольских полуальвов наткнуться. Но при этом сохраняет восторженное благоговение перед красотой альвийских дам. — Он грустно усмехнулся.

Митя задумчиво кивнул. В Туманном Альвионе правили альвы. Тамошние Древние — пресветлый Луг, Херн-Охотник, иные — все еще являлись среди них. За исключением Морриган Темной — да и что ей делать среди вечно живущих (если не убьют, конечно!) Дам и Господ из Полых Холмов? Но и к смертным подданым альвийских владык Госпожа Воронов не снисходила иначе как по… служебной надобности. Повезло им… Митя вздохнул. Хотя мисс Джексон наверняка считает иначе.

— А сюда капитал тянется, да-с… Тут ведь и глина, и металл, и уголь, и свекла для сахарной промышленности… и сахар для водочной, да и море в губернии свое, в Мариуполе уж вырос изрядный порт. Вот и тянутся в губернию предприимчивые люди, ну а местные, в свою очередь, тянутся в города: оплата повыше, жизнь почище. Местным помещикам в сезон приходится довольствоваться артелями из губерний победнее, вроде полтавской. Но в последнее время наш уезд они обходят — предпочитают в других получать меньше, но только не к нам.

— В чем же дело? — настойчиво повторил отец.

Ответом ему было гробовое молчание.

— Да в суевериях! — вдруг взорвался Ингвар. — Вроде тех, что соль и какие-то там травы ограждают от болезней!