Фабрика мертвецов

– А это кто? – поторопился вмешаться Митя, кивая на портрет напротив: там тоже была изображена старуха – на сей раз по-настоящему древняя, а наряд ее относился ко временам и вовсе до французского нашествия. Только вот глаза… глаза были точно такими же: пронзительными, странными и, что скрывать… страшноватыми.

– А это уже ее бабочная тетушка! – сообщила одна из сестриц, кивая на первый портрет. Покосилась на сестру и снисходительно добавила. – Ну или теточная бабушка, ладно уж…

– А вот это тогда – бабочная тетушка теточной бабушки? – саркастически хмыкнул Митя, указывая на третий портрет: на сей раз дамы лет тридцати с нарумяненными щеками и густо напудренными по моде еще прошлого века волосами. Но глаза, глаза… они были одинаковы у всех трех портретов!

– Какой вы умный, Митя! – пропели сестрички: то ли издевались, то ли и впрямь…

– А у бабочной тетушки номер три тоже есть своя… – начал Митя и не договорил: на четвертой стене висел портрет, настолько старый, что превратился просто в почерневшую от времени доску, на которой внимательный взгляд мог различить лишь смутные контуры фигуры… но даже с него на Митю смотрели жуткие пронзительные глаза!

Ответить сестрицы не успели – совсем рядом раздался отчаянный вопль.

– Ах Боже мой! – Сестрички дружно схватились за сердце. – Бежим скорее туда, Митя!

– Нет, не бежим. – Митя едва успел подхватить сестричек под руки – те дернулись, как норовистые лошадки в запряжке, едва не опрокинув его на пол.

– Но Митя, вдруг там убивают? – глядя на него глазами, искренними до полного неправдоподобия, вскричала одна.

– Вдруг вы можете спасти? – подхватила другая. – Вы же герой? Все настоящие мужчины – герои!

– Я уже спасаю. Вас. Если вы туда не пойдете, вас никто и не убьет. Сразу две спасенные барышни – да, я герой, – невозмутимо согласился Митя.

«С вами я точно никуда не побегу. Тем паче на невразумительные вопли».

– Каа-акой вы! – протянули сестры даже с некоторым задумчивым уважением.

– Ая-яй! – Крик повторился снова. – Петька, дурак, пусти!

– Может, и правда убивают, – согласился Митя. – Глупость бывает убийственной.

– Петр Родионович, прекратите! – вскричал женский голос с легким металлическим акцентом, какой бывает у германцев, хорошо говорящих по-росски. – Если вы сейчас же не оставите сестру, я позову вашего отца!

– Вам, фройляйн Антония, не заступаться за эту дрянь надо, а смотреть за нею получше! – откликнулся раздраженный мужской голос. – Девчонку следует примерно отодрать за уши, чтоб не жадничала и не крала!

– Я ничего не крала, я только взяла вишни! Мама бы мне сама дала! – заверещала девчонка.

– Вот и следовало попросить маму, а не хватать! Совала свои пальцы во все подносы, испачкала платье, фу, толстая, жадная свинья!

– Она бы не испачкала, если бы вы не кинулись отнимать! – возмущался женский голос. – И перестаньте оскорблять девочку!

– Сам свинья! Петька – хряк! – вопила девчонка. – Гость все не идет и не идет, что ж мне – голодать?

– Алевтина, замолчите, вы не лучше!

– Ах, так я же еще и виноват? Идем к отцу!

– Ая-яй-яй!

От вопля у Мити засвербело в ушах, затем раздался топот, и в зал с портретами ввалилась целая компания. Впереди широким шагом двигался молодой человек лет примерно двадцати в мундире уланского поручика. За ухо он волок пухлую девочку в розовом муслиновом платьице с рюшами, и впрямь смахивающую на упитанную свинку. За ними чуть не бегом мчалась гневная молодая дама, судя по строгому темному платью – гувернантка. Девчонка визжала, поручик грохотал сапогами по паркету, гувернантка вскрикивала… И вся безумная кавалькада вдруг остановилась с разбегу, словно налетев на невидимую стену. И замерла, уставившись на Митю под руку с двумя сестричками.

– Если бы я только знал, что заставляю ждать такую милую барышню, поверьте, я б не задержался и минуты! – глядя только на девочку, поклонился Митя.

– Э-э… – протянул поручик. Пару раз судорожно дернул рукой, как будто собирался оторвать компрометирующее ухо и быстренько спрятать от глаз гостя. В ближайшую вазочку, например. И наконец отпустил.

– Ой-яяя! – Девчонка схватилась за красное, словно раскаленное, ухо ладонью… и с любопытством уставилась на Митю.

– Разрешите представить! – Сестрички дружно воспряли духом. – Наш замечательный…

– …все-все замечает…

– …внимательный…

– Очень-очень внимательный!

– Старший братец Петя! И Аля, наша маленькая…

– …но кругленькая…

– Ваша младшая сестра, – перебил их дуэт Митя. Тихонько хмыкнул: количество барышень Шабельских разрасталось. К черноволосой Зинаиде добавились не только светленькие до прозрачности Капочка и Липочка, но и рыжая, как морковка, веснушчатая толстушка Алевтина.

– И наша любимая Антоничка, самая-самая лучшая! – хором пропели близнецы.

– Антония Вильгельмдоттир, – пробормотала гувернантка.

– Дмитрий Меркулов, – в очередной раз поклонился Митя – ручку для целования в этот раз ему не предложили.

– Нууу… Э-э-э… А что вы здесь… Как вы… – забормотал багровый от смущения поручик. – Все на террасе…

– Мы как раз туда и шли, – объявила одна сестричка.