Фабрика мертвецов

– Митя? – Отец уставился на сына в священном ужасе. – Тебе что… предлагали взятку?

У Мити впервые получилось приподнять одну бровь! Левую! Сколько тренировался – ни разу не выходило, а тут сама вверх поползла, и пальцем подпирать не пришлось!

– Неоднократно.

Отец что, и впрямь не знал?

– И ты… брал? – замирающим голосом спросил отец.

Правая бровь догнала левую. Все берут. Дядюшки и кузены Белозерские, те, конечно же, нет. Они же… Белозерские! Кто б им осмелился взятку дать? А так… Большинство полицейских чиновников не видят беды в том, что пара-тройка светских аферистов вместо каторги уедут за границу… а состояние самого чиновника прибавится. Кроме отца, конечно же. Тот и великого князя не помиловал. Даже если бы Митя вдруг позабыл, что он тоже сын княжны Белозерской… смысл брать? Если отец все едино ничего делать не станет. Неужели отец этого не понимает?

– Нет, – холодно обронил Митя. – Но здешний Остап Степанович даже не предложил, – снова напомнил он.

– И слава Богу! – пробормотал отец, неясно, отвечая на первую фразу или на вторую.

Не понимает. Не слышит, не замечает – ни намеков, ни прямых предупреждений! И это в священном для отца сыскном деле, ради которого он будущность родного сына погубил! Сладкое ощущение себя мучеником за правду затопило Митю целиком, заставляя еще выше задрать подбородок и придать лицу выражение подавленной обиды и непоколебимой гордости.

– Если тебе надо в отхожее место, так иди скорей! – Отец раздраженно заглянул ему в лицо. – И одевайся! У тебя пять минут!

– Я не могу одеться за пять минут! – возмутился Митя.

– Ты не барышня, и едем мы не на императорский прием!

– А… куда мы едем? Я никуда не хочу!

В кармане у него лежал сорванный с той девчонки, Даринки, крестик. Она придет, не может не прийти. И все расскажет – куда денется: и о следах паротелег, и о жутких детишках в доме Остапа Степановича… и о самом господине Бабайко!

– Я лучше тут останусь…

– Исключено! – отрезал отец, и по его тону было ясно – ослушаться не удастся. – Будешь все время при мне. Мне вовсе не нужно, чтоб ты снова отправился неведомо куда!

Но он ведь как раз и собирался отправиться неведомо куда! Точнее, Даринке ведомо, она явится после полудня… а его нет!

– Мне здесь есть чем заняться!

– Чем же, сударь мой? Распускать павлиний хвост перед барышней, которая тебе даже не нравится? Нет уж, собирайся, и к конюшням! – Отец, тяжело ступая, направился вон из гостевых комнат.

– Да он издевается! – взвыл Митя, лупя позаимствованной у Лаппо-Данилевского рубашкой по кровати. Мало что за отцом тащиться придется – так еще в той же самой сорочке! Пропотевшей!

За пять минут он, конечно же, не управился: коли невозможно сменить жилет и шейный платок, надо хоть пробор вывести как по ниточке и вихры пригладить. Неплохо… если не присматриваться. А присматриваться будет кому, увы, увы… Неловко пошевеливая плечами – очень хотелось как-то поджаться, чтоб чистая кожа не касалась пропахшей потом ткани, – Митя сбежал вниз.

– Ось ваши перчаточки, паныч! – Одарка с размаху отвесила поясной поклон, так что низка бус громыхнула на весь помещичий дом. – Одягайте швыденько, щоб ручки не покоцать!

«Если отец в новый дом не наймет нормальную прислугу – удавлюсь!»

Митя вырвал перчатки у Одарки и ринулся вон.

Глава 25 Прощание с красавицей

Несмотря на ранний час, у конюшен обнаружилось все общество. Дамская компания, в утренних платьях, с небрежно заплетенными волосами, сбилась в плотную кучку, напоминая переполошенных куриц, настороженно наблюдающих за петухом – сонным и всклокоченным Родионом Игнатьевичем. Одна лишь Лидия, наряженная и причесанная с вовсе не утренней тщательностью, застыла в сторонке под руку с Алексеем Лаппо-Данилевским. Рядом верным пажом маячил Ингвар. Митя усмехнулся: безупречный наряд Лидии – не для Алексея и уж тем паче не для Ингвара, а для него, Мити. Недаром она так по сторонам глазками постреливает. Ждет ценителя.

Квадратная дыра в земле дохнула холодом, заскрипела лестница, и урядник со стражником выволокли из погреба завернутое в рогожу тело.

– И-и-и… взяли!

С гулким стуком почти сутки пролежавшее на льду тело упало в кузов паротелеги. Урядник со стражником нырнули обратно в погреб, не иначе как за вторым.

– Может, хоть позавтракаете как следует? – предложил старший Шабельский.

– Как же ультиматум вашей кухарки, что к ножам не притронется, пока на ее леднике трупы разом с тушами валяются? – ухмыльнулся отец.

– Все-то вы знаете, Аркадий Валерьянович! Ну да вам по должности положено… С дурой-бабой я уж разберусь, а вот вам стоит ли ехать? За целителем господин исправник послал: как очухается, так его сюда и привезут.

– Всенепременно-с! – блеснув безупречным пробором (Митя даже позавидовал.), кивнул исправник.

– Он что же – пьющий? – скривился отец.

– Ни боже мой! – замахал руками исправник. – Трезвенник полнейший, а только, изволите видеть, слабенький! Бывает, излечит кого, а потом с неделю без сил лежит. Хоть и Живич кровный, а того… как есть малокровный!