Фабрика поломанных игрушек

Несмотря на такой обширный круг знакомств и уважение, друзей у Раисы Карловны не было. В гости её никто не приглашал. Даже те редкие мужчины, с которыми она встречалась, предпочитали не сожительствовать с ней, а только сходиться по мере необходимости.

И тут такое счастье привалило — мало того, что официальный брак, так ещё и совместное проживание. Руководство всех ведомств, вплоть до администрации города, гудело точно улей. Подарки дарили деньгами. Все ждали перемен. И те действительно наступили уже через три дня, сразу после выхода молодой жены из краткосрочного отпуска.

Коты, шерсть которых витала по всему деревенскому дому Раисы Карловны, тоже оказались приходящими и к наступившим холодам не появились, точно почувствовали, что их место занято.

К зиме молодожёны переехали в квартиру Щербакова. А через день там началась незаметная реконструкция. Вылетели на помойку все цыганские статуэтки, шкатулочки и картины в позолоченных рамах. Ковры после химчистки перекочевали на стены, закрыв цветастые букетики на обоях, кухня обрела бежевый цвет, а на окнах вместо бархатных гардин с кисточками и белых занавесочек в цветочек появились дефицитные жалюзи.

Раиса Карловна на службе больше не задерживалась. Юридические занятия по собственной инициативе не проводила, после работы спешила на рынок или в магазин, а затем в семью. Из своего дома она перевезла на квартиру немногочисленные наряды и толстую в затёртой обложке поваренную книгу, оставшуюся от матери.

Каждый вечер вместо правовых комментариев и законодательств держала её в руках открытой на какой-либо странице, преследовала Щербакова:

— Венечка, а вот такой супчик как тебе — итальянский из помидор? А может, соляночку? Ты что такой неразговорчивый? Неприятности на работе? Я завтра твоего шефа вызову к себе…

Она накупила в магазине платья, через день их меняла, подвязывала кушачками, ходила к портнихе — ушивала в талии, передвигалась дома в туфельках на каблучках. Старалась не шуметь, ступала осторожно, опираясь на носочки. Изредка, не удержав равновесия, предательски цокала набойка, тогда прокурорша испуганно замирала, оборачивалась на мужа.

Вениамин в свободное от работы время с задумчивым видом лежал на диване, чувствовал — обложили, тупо глядел в телевизор, вспоминал приметы. Смотрел вниз — не перекрещены ли шлёпанцы на полу? Вроде нет, значит, ничего плохого не предвидится. Надо бы вынести мусор, но после шести вечера нельзя — лучше завтра утром, когда пойду на работу…

Случившиеся внезапные перемены его очень пугали. Он никак не мог привыкнуть к висевшей в прихожей прокурорской шинели и, увидев её, вздрагивал каждый раз, вспоминая свой арест. Не мог принять, что все руководители теперь с ним здоровались за руку первыми. Даже те, с кем он не был знаком, называли по имени-отчеству, спрашивали о здоровье Раисы Карловны.

Через месяц после свадьбы Щербакову уже вручили какую-то медаль за раскрытие особо тяжкого преступления. Чтобы не сидел в засадах и вовремя появлялся дома — перевели на должность секретчика. Работу с закрытыми документами поручить побоялись — её выполняли две его подчинённые девушки, которые и раньше этим занимались, а он стал носить документы на подпись руководителям.

Раз в неделю Веня возил отказные материалы в прокуратуру на утверждение своей жене. Начальник отдела предварительно снабжал подчинённого коробкой конфет, бутылкой шампанского и служебным автомобилем с водителем:

— Вениамин Александрович, вы уж постарайтесь, чтобы возврата не было. Ну а уж если никак, запишите — что требуется? Мы переделаем! В этом году наш отдел по соблюдению социалистической законности на первое место выходит! Переходящее знамя получим. Не подведите!

Раиса Карловна заранее знала о визите мужа — прибирала кабинет, ставила чай, выкладывала на журнальный столик сладости. При появлении Вениамина забирала принесённые материалы — откладывала в сторону:

— Иди ко мне, мой сладкий, как я по тебе соскучилась! Успеем с этой вашей липой разобраться! Всё заявителей футболите? Раскрываемость на сто процентов? Дай тебя поцелую! — Она усаживала мужа на диван, тискала, точно не видела его неделю. Гладила по голове, пододвигала столик, угощала. — Венечка, ты меня так заводишь здесь в кабинете среди уголовных дел под портретом нашего кормчего. Давай попробуем, мы же молодожёны. А может — ребёночка? Ты ж у меня последний шанс…

Вениамин с удовольствием уплетал дефицитные пирожные, на близость в служебное время не соглашался. Смотрел на честное лицо Горбачёва, маскирующее добрым взглядом и улыбкой творимый в стране бардак, осторожно спрашивал:

— А всё-таки есть у него пятно на лысине? В кабинете моего шефа этой родимой кляксы на портрете нет!

Жена умиленно улыбалась, прижималась большой грудью:

— Есть, Венечка, есть! Бог шельму метит! Ох, боюсь, принесёт пройдоха стране одно разорение!