Правда, в защиту писателя высказался А. Косарев — генеральный секретарь ЦК ВЛКСМ. 3 августа 1934 года на общем собрании молодых писателей и поэтов, созванном культпромом ЦК ВЛКСМ, он сказал в своей речи, что считает неправильным выступление Д. Мирского: «Есть у нас писатель Фадеев. Советские читатели его знают, ряд его произведений любят. Он неплохо писал о нас, о нашей партии, о нашей борьбе. И вот откуда-то взялся «критик» Мирский и в один присест «вычеркнул» его из нашей растущей литературы… Подписывать «смертный приговор» таким борцам за советскую литературу, как Фадеев, — сказал Косарев, — мы вам позволить не можем…»
Открывая проводившееся в те дни всесоюзное совещание по критике (8 августа 1934 года), сталинский философ Павел Юдин охарактеризовал Д. Мирского как «критика холодного объективизма» и не согласился с его резкой оценкой романа «Последний из удэге».
Но среди писателей еще была свежа память о рапповской групповщине, и потому защиту фадеевского романа А. Косаревым и П. Юдиным сочли не чем иным, как защитой рапповского руководства.
Оговаривая свое несогласие с отдельными положениями статьи, тем более ее выводами, Ф. Гладков писал, что на эту статью «нужно было ответить серьезно, обоснованно, авторитетно. А вместо этого — грубый окрик, оглобля, дубина… «не тронь наших».
В возникший конфликт вмешался и А. М. Горький, который в письме А. Косареву писал, что «инцидент» Мирский — Фадеев, по его мнению, искусственно раздут.
В августе в Москву стали съезжаться писатели со всех республик Советской страны.
Съезд открылся 17 августа 1934 года в Доме союзов.
Волнующим событием стало первое выступление А. М. Горького на съезде. Он говорил о том, что прежде распыленная литература всех наших народов и народностей выступает теперь как единое целое перед лицом дружественных нам революционных литераторов.
«В чем вижу я победу большевизма на съезде писателей? — сказал А. М. Горький в своем заключительном слове. — В том, что те из них, которые считались беспартийными, «колеблющимися», признали большевизм единственной боевой руководящей идеей в творчестве, в живописи словом».
Фадеев говорил о новаторстве и мировом значении советской литературы, о ее достижениях и недостатках, о необходимости монументальных форм в литературе, «в которые могла быть отлита революционная мечта трудящегося человечества».
Идея многообразия творческих исканий в социалистическом искусстве выстрадана Фадеевым. Она была его партийной страстью. На ее утверждение он не жалел сил.
Фадеев иногда завидовал писателям «убыстренного» стиля; оперативности, динамичности в работе таких литераторов, как, например, П. Павленко, М. Шагинян, И. Эренбург, В. Ставский. Как легко маневрировали они в пестроте времени! Не переводя дыхания, «вбивали» слова ловко и умело, как гвозди. Сложность времени не замедляла разбег их замыслов. Они чутко слышали все повороты, изгибы в социальной жизни. По существу, многие писатели работали тогда как талантливые журналисты, проявляя решимость и находчивость в изображении радостных сторон действительности, точно обозначив адреса наших реальных достижений, покоряюще ярких и неоспоримых. Повести-очерки, повести-репортажи не входили, а влетали в жизнь «дождем брошюр» (В. Маяковский).
Если какое-то событие не вписывалось в сюжет углами противоречий, оно просто-напросто вычеркивалось без всякого сожаления. Жизнь перенасыщена успехами, так пиши о них, не мешкай! Это нужно людям как чистый воздух. Нет смысла, а точнее сказать — нет времени, чтобы думать о проблемах, путь к которым, как подъем на скалистую гору, крут и опасен.
Они жили убеждением, что их верный компас — злоба дня — не даст им сбиться с пути. Это — заводная пружина их настроений и замыслов. Горячее, нетерпеливое слово таких литераторов было хлебом насущным в дни первых пятилеток. Правда, такой хлеб быстро и черствел. Он ведь замешен слишком наспех и вынут из печи раньше времени.
Такие произведения отличались необычным увлекающим содержанием и рыхлой, наскоро сработанной формой. Уже через несколько лет после появления на свет эти книги становились достоянием научных библиотек, как честные свидетельства очевидцев необыкновенного времени, но уже не вызывали непосредственного переживания у читателей.
Фадеев скажет на писательском съезде очень продуманные, серьезные слова