Фаина Раневская. История, рассказанная в антракте

Лауреата пяти Сталинских премий, народного артиста СССР, автора таких картин, как «Тринадцать», «Ленин в Октябре», «Ленин в 1918 году», «Русский вопрос», «Владимир Ильич Ленин», было трудно обвинить в оголтелой пропаганде и бездумном следовании партийным окрикам сверху. Оставаясь глубоко советским режиссером и человеком, Михаил Ильич при этом всегда ставил истинную порядочность и достоинство выше политической конъюнктуры.

Впоследствии о «Мечте» Ромм скажет так: «Одна из особенно дорогих мне картин – это “Мечта”, она снималась в канун Великой Отечественной войны».

Последнее обстоятельство, думается, наполняет особым трагическим смыслом судьбы героев фильма.

Известно, что «Мечта» была показана в советском посольстве в Вашингтоне и в Белом доме, где фильм высоко оценили Теодор Драйзер и Михаил Чехов, Поль Робсон и Рокуэлл Кент, Чарли Чаплин и Мэри Пикфорд. А Франклину Рузвельту принадлежат такие слова о картине: «На мой взгляд, это один из самых великих фильмов земного шара. Раневская – блестящая трагическая актриса».

Кинокритик Константин Михайлов отозвался о работе Фаины Георгиевны в «Мечте» следующим образом: «Хозяйка захудалого пансиона в панской Польше. Алчная, грубая, властная и в то же время ничтожная, жалкая в своей безмерной любви к сыну – подлецу и пустышке. Нельзя забыть сцену ее свидания с ним, через тюремную решетку, ее взгляда, полного тоски (да, снова тоски!) по его погубленной судьбе, по ее обманутым надеждам, взгляда, в котором был весь ее человеческий крах, падение. Нельзя забыть ее отечных, тяжелых ног, ее рук, ищущих деньги в тряпках комода, ее резкого голоса хозяйки, когда она говорит со своими постояльцами, ее слез… Надо сказать, что это был фильм блистательного актерского ансамбля. И пусть это не прозвучит обидой для других артистов, но я ходил смотреть его ради Раневской. Было ли в роли то, что мы называем «смешным»? Да, и там были нотки знаменитого юмора актрисы, комедийные краски, но в той мере, в той прекрасной пропорции, которая необходима, чтобы оттенить страшное, злое, сильное… Да, она была сильна, жестока и вместе с тем драматична. Роза Скороход – один из шедевров Раневской».

Скорее всего, эти восторги были донесены до Фаины Георгиевны, и она, безусловно, была польщена столь высокой оценкой своего творчества. Более того, в 1937 году она была удостоена звания заслуженной артистки РСФСР, а в 1947-ом получила звание народной артистки РСФСР (о чем уже шла речь на страницах этой книги).

Таким образом, достижения Раневской не были оставлены властью без внимания и соответственно были оценены по достоинству. Можно предположить, что знаменитая фраза Сталина – «Ни за какими усиками и гримерскими нашлепками артисту Жарову не удастся спрятаться, он в любой роли и есть товарищ Жаров. А вот товарищ Раневская, ничего не наклеивая, выглядит на экране всегда разной» возымела свое благотворное влияние на награждающие инстанции.

Тут еще следует добавить, что Фаина Георгиевна получит три Сталинских премии (1949 г. и две в 1951 году), будет удостоена звания народной артистки СССР (1961 г.) и награждена орденом Ленина (1976 г.).

Однако откуда в словах Розы Скороход из «Мечты» звучит такая невыносимая чеховская тоска (изначально не заложенная Габриловичем в сценарии, следует заметить) – «Объясни мне ты, инженер, зачем пропала моя жизнь». В продолжение на ум, разумеется, приходит знаменитое фирсовское из «Вишневого сада» – «Жизнь-то прошла, а словно и не жил».

«Важнейшее из искусств», принесшее Раневской всесоюзную славу и любовь зрителей, при этом не было благотворительной организацией.

Каждая роль требовала от актрисы не только профессионального, но и морального напряжения. Работа в эпизодах на таких картинах, как «Ошибка инженера Кочина» А. Мечерета, «Александр Пархоменко» Л. Лукова, «Три гвардейца» В. Брауна и Н. Садкович, «Небесный тихоход» С. Тимошенко, была результатом пристального наблюдения за прототипом, познания его, что и является, по мысли театрального педагога и режиссера Михаила Чехова, важнейшей составляющей творческого процесса.

В своей книге «О технике актера» он пишет: «Истинные творческие чувства не лежат на поверхности души. Вызванные из глубин подсознания, они поражают не только зрителя, но и самого актера… Мы, следуя за нашими образами, проникли в сферы, для нас новые, нам дотоле неизвестные. Творя, мы познавали!»

Вне всякого сомнения, являясь поклонницей «системы Станиславского», Раневская, скорее всего, интуитивно оперировала на съемочной площадке иными категориями, нежели «я в обстоятельствах героя», как того требовал Константин Сергеевич. «Я и есть герой» – вот принцип ее работы: это когда воображение рождает поток образов, состояний и ситуаций, из которых можно выбирать то, что применимо именно для данной конкретной роли – профессора медицины или спекулянтки, экономки или таперши, хозяйки меблированных комнат или жены инспектора, сельской попадьи или солидной бездетной дамы Лёли, госпожи Луазо или сотрудницы роддома.