Фаюм

«Начать с того, – декламировал он слова Пестеля, – что мне уже от первых лет сознательной жизни не нравилось собственное имя. Мне хотелось бы, чтобы батюшка нарек меня, своего первенца, не в честь государя наследника престола цесаревича Павла, а в честь государя императора Петра Великого, историями о подвигах которого я зачитывался. Но батюшке моему, видите ли, благосклонность будущего властелина была куда важнее героических мифов о властелине покойном. Так что совершившегося вне моей воли прошлого не дано было мне изменить». Ну уж нет, это точно не пойдет! Илья вспомнил, о чем говорил ему Комарович. Вернее, о чем говорил Комарович, озвученный ровным, магнетическим голосом Арины: «Я не верю в переселение душ. Не нужно перевоплощаться в вашего персонажа. Наоборот, вы должны полностью залить его в себя. Перемешать внутри и хорошенько взболтать». Да, Илья понимал, как это. Таким перемешанным и взболтанным он физически чувствовал себя в первые минуты утра, когда будильник, случалось, выдергивал его из глубины сновидения: сам не свой, сам себе чужой.

Он вернулся к зеркалу. Соузник ободряюще кивнул ему и прикрыл глаза. Поехали заново. «А кто меня спрашивал, понравится мне или нет? Отец давно решил для себя, что назовет первенца Павлом в честь цесаревича, – ну и назвал. Он рассчитывал поиметь с этого дивиденды в будущем. А вот мне бы задним числом хотелось родиться с именем Петра – в честь Петра Первого. Но ребенок бесправнее раба, мы всегда в полной власти взрослых. Не знаю, может, эти обстоятельства и сделали меня с детства непримиримым врагом тирании».