Фаюм

В один из дней на каникулах в раскрытую дверь чердака за ней шмыгнула большая кошка, трехцветная, счастливая. Маруся и не приметила ее поначалу: кошка, наверное, ныкалась на верхней площадке где-нибудь за ящиками, а когда почуяла, что из открытой дверцы пахнуло теплом, – скользнула внутрь вдоль стены. Кошка подошла, когда девочка сидела у ящика и раздумывала над своим ходом: один был не лучше другого. Когда бестия запрыгнула на крышку и села напротив, совсем близко, от неожиданности Маруся вздрогнула и едва не вскрикнула.

Она инстинктивно прикрыла рукой карты на поле. Эта же шкура все здесь может перемешать или утащить, мелькнула заполошная мысль! Маруся замахала другой рукой – кошка чуть отстранилась, но уходить не хотела. Пришлось невежливо столкнуть ее с ящика. Кошка возмущенно мяукнула, но обратно запрыгивать пока не стала. «Иди отсюда, пшла, брысь!» – страшно зашептала Маруся. Бестия обошла ее сторонкой и спокойно направилась к сложенным в штабель доскам, ловко запрыгнула на них и устроилась наверху, свернувшись калачом. Что же делать с ней? Ведь не оставишь тут! Маруся переживала больше не за глупую кошку, а за беду, которую та могла натворить с ее партией. Ни рюкзака не было с собой, ни бумажки, чтобы записать позицию, – ничего, одни бестолковые коньки. Она взяла шапку и, устрашающе ею размахивая, пригнувшись, двинулась к нахалкиному укрытию в дальнем углу.

Сколько она с ней тогда провозилась! Шуметь, греметь было нельзя, кошка попалась глупая и упрямая, дверь надолго тоже открытой не оставишь… И все же в конце концов Марусе удалось-таки выпроводить эту халду с чердака. Сама она протиснулась следом в едва приоткрытую дверцу, бросила злющий взгляд на свою врагиню, которая как ни в чем не бывало сидела невдалеке на площадке и разглядывала взъерошенную, вспотевшую, смешную девчонку. Маруся закрыла замок и, вешая ключ на железный крючок, подумала: не украдет уж, наверное, – высоко.

И только дома, перекладывая в памяти воображаемые картонки и раздумывая, что же делать дальше, маленькая картежница вспомнила, что ход-то свой она так и не сделала.

Но тогда обошлось, на следующий день позиция не изменилась. Таинственный соперник-мироходец не стал пользоваться нечестным преимуществом. Он терпеливо ждал ее решения.

Третья партия вышла долгой. Маруся сопротивлялась уже уверенней, к тому же она взяла теперь в привычку разбирать дома свои ходы и ответы противника, просчитывать варианты. Еще пока не всегда ей удавалось предвидеть встречный ход, но, когда получалось и на следующий день она наяву видела, что на поле произошло именно то, что должно было произойти по вчерашним расчетам, – тогда она чувствовала внутри какую-то странную силу. И надежду, что теперь-то ее так просто не провести.

В один из вечеров она столкнулась во дворе, у высоченных, почти скрывавших забор сугробов, со Стариком. «Маша, ты что тут делаешь так поздно?» – строго спросил тот. «Здравствуйте, Иван Яковлевич!» – она попыталась выиграть секунду, чтобы выдумать ответ. Англичанин покачал головой и неожиданно улыбнулся. «Вообще-то мы днем в школе виделись». – «Так теперь же вечер, – нашлась она, – по правилам можно заново здороваться. Я просто гуляла… по миру. И теперь вот возвращалась, решила мимо вашего дома пройти, двор здесь у вас красивый». – «You were just walking, yeah… – Старик смотрел на нее и все так же престранно улыбался. – А уроки кто будет за тебя делать – Джейн Остин? Или Джейн Эйр? У вас завтра первая смена, ты помнишь?» Учитель внимательно смотрел на смущенную девочку и, вот ведь, вдруг пригласил ее, раз уж встретились, домой – выпить чаю с тем самым объеденным дедовым вареньем. И отказаться было бы подозрительным, ну и да, не хотелось отказываться.

О чем они тогда говорили? Кажется, Старик рассказывал о родителях, о деде, которого вот на днях должны положить в больницу и за которого он очень беспокоится. Об их школе, какой она была в его годы. («Сюрприз – ровно такой же! – с усмешкой воскликнул он. – И даже почти все мои учителя еще у нас в строю».) Расспрашивал Марусю о ее семье, о ней самой. Сказал, что завидует ей, потому что всегда очень хотел младшего брата или сестричку. Но увы. («Да чего уж хорошего», – буркнула под нос она.) Хорошо, а если бы у тебя имелось прямо сейчас три желания, Маша, как в сказке, – что бы ты загадала? Она ему не сказала, отшутилась как-то, а сама подумала. Чтобы все были навсегда живы. Чтобы жизнь была добрая и радостная. И – ну не знаю. Чтобы он был счастлив, что ли, – подумала.