Факел свободы

- Хорошо, - сказал он вслух, наполовину с улыбкой, наполовину сердито глядя на Колина. - Ты не мог передать это кому-то другому, потому что у тебя слишком сильное обсессивно-компульсивное расстройство, чтобы позволить кому-то другому сделать это. Мы все это понимаем. Я думаю, что это семейная черта. - Он услышал, как Бенджамин фыркнул, и его улыбка стала шире. Затем она немного померкла. - И мы все понимаем, что этот удар чертовски близок к твоему дому, Колин, во многих отношениях. Я не буду притворяться, что мне действительно нравится, как безжалостно ты гонял сам себя, но...

Он пожал плечами, и Колин понимающе кивнул.

- Ну, тем не менее, - продолжил его отец, - я так понимаю, ты решил, что Джек МакБрайд действительно был предателем?

- Да, - вздохнул Колин. - Должен признать, что отчасти я сопротивлялся такому выводу. Но, боюсь, почти уверен в том, что так оно и было.

- Только "почти"? - спросил Бенджамин с каким-то нежным скептицизмом. Колин посмотрел на него, и Бенджамин приподнял бровь.

- Только почти, - повторил Колин с более твердым акцентом. - Учитывая полную потерю стольких наших записей и фрагментарный - и иногда противоречивый - характер того, что уцелело, практически любой вывод, к которому мы могли бы прийти, будет предварительным, и особенно в том, что касается мотивации. Но я понимаю твою точку зрения, Бен, и не буду притворяться, что для меня было легко сделать этот вывод.

- Но теперь ты сделал это? - тихо спросил его отец.

- Да. - Колин быстро потер лицо здоровой рукой. - Несмотря на найденные нами разрозненные записи, которые, по-видимому, указывают на то, что Джек предпринимал отчаянные усилия, чтобы помешать какому-то заговору, просто нет никакого способа объяснить записи, сделанные Ирвином в закусочной, кроме как предположить, что он был виновен. Конечно, не после того, как мы убедились, что официантом, с которым он встречался, был Антон Зилвицки. А потом еще вот это.

Он достал из кармана личный планшет, положил его на угол отцовского стола, чтобы можно было работать с ним одной рукой, и нажал кнопку питания.

- Боюсь, качество изображения совсем не то, что нам хотелось бы, учитывая ограничения оригинальной записи, - наполовину извинился он. - Единственная причина, по которой она у нас есть, заключается в том, что владельцы башни Буэнавентура не хотели, чтобы туда вселялись скваттеры сесси, но для наших целей этого достаточно.

Он коснулся клавиши, и над планшетом появилось небольшое голографическое изображение. Оно показывало какой-то проход. Освещение было довольно тусклым, но через мгновение в поле зрения появились три человека, торопливо направлявшиеся к двери на некотором расстоянии.

- Мы пропустили эту запись через все перекрестные проверки, - сказал Колин. - Человек слева определенно Антон Зилвицки, с вероятностью девяносто девять и девять десятых процента. За пределами мира статистики это означает "чертовски верно и несомненно". В этом просто нет сомнений. Этот его фенотип, очевидно, трудно замаскировать, и все остальное совпадает. Не лицо, конечно... хотя оно совпадает с лицом официанта в записи Ирвина.

- А другой человек - да...?

- Да, отец. - Колин кивнул. - Это Виктор Каша. Точнее, это Виктор Каша с вероятностью восемьдесят семь и пять десятых процента. У нас и близко нет такого количества его изображений, как с Зилвицки благодаря тому документальному фильму, который манти сделали о нем некоторое время назад. Сравнительная выборка для Каша намного меньше, поэтому определенный аналитиками доверительный уровень значительно ниже. Хотя я думаю, что они просто подстраховываются. Что касается меня, я полностью уверен, что это Каша.

- А женщина? - спросил Бенджамин, и на этот раз Колин покачал головой.

- Что касается ее конкретной личности, мы не знаем и почти наверняка никогда не узнаем. Но ее общий тип личности, так или иначе, достаточно ясен - с вероятностью девяносто девять и пять десятых процента. Она кощей, по-видимому, одна из той группы женщин-кощеев, которые перешли на Факел.

- То есть, она была незначительным игроком.

- Да. Зилвицки и Каша были важнейшими.

- А ты уверен, что они мертвы? - Альбрехт хмурился на изображение, которое повторялось в непрерывном цикле. - Нет никаких шансов, что запись была подделана?

- Мы не понимаем, как бы она могла быть такой, отец. Имей в виду, в нашей работе мы никогда не имеем дело с дохлыми - прости за выражение - определенностями. Но на этом этапе практическое различие между "определенно" и "весьма вероятно" становится достаточно тонким, просто нужно принять это как данность. Никто бы никогда ничего не добился, если бы мы настаивали на стопроцентной проверке каждого факта.

Он вновь откинулся на спинку стула, снова расслабляя свою отрастающую руку, и скрестил ноги.