Факелы на зиккуратах (СИ)

– Карстен хочет ребенка. – Неожиданно пожаловался Аластер. – В идеальном варианте своего. В неидеальном усыновить. Ты представляешь – это гадкое крикливое нечто, которое сначала похоже на комок протоплазмы, потом – на жуткого мутанта, но оно же еще и растет! И вырастает в такое убожество, как – как я, например. А потом оно требует денег, хочет новый автомобиль, септакоптер, еще какую-то дрянь, приходит домой пьяное и вообще ведет себя ужасно. А Карстен хочет обзавестись таким геморроем на свою задницу. Ты представляешь?

Фабиан, помедлив, повернулся к нему. Аластер смотрел куда-то на небо, на розовый закат и мечтательно улыбался.

– Это просто ужасно, – радостно продолжал он. – Я не представляю, откуда в его тупой башке зародились такие извращенные мысли. Я уж и щенка предлагал завести, еще одного придурка вроде нашего. Как будто ему этого мало. И этих наших спиногрызов. А он все ноет, что дети – это здорово. Это страх и ужас господень, Фальк, потому что если в его дуболомью голову что-то втемяшится, то никаким образом это оттуда не выковырять. Он просто ужасно, отвратительно упрям.

– Суррогатная мать или искусственная матка? – мрачно спросил Фабиан, упираясь локтями в колени.

– Суррогатная мать. Ты знаешь, сколько искусственная матка стоит? И донорская яйцеклетка? – Аластер повернулся к нему, подобрал под себя ногу, облокотился о спинку скамьи.

– Могу поинтересоваться. – Безразлично бросил Фабиан. – В институте генной инженерии вроде есть пара проектов для трех родителей или что-то с искусственной клеткой. Если участвовать в проекте, тебе еще и приплатят. Могу уточнить.

– В смысле? – Аластер вытянулся в струнку и уставился на него просящими глазами.

– Не спрашивай сейчас, – поморщился Фабиан. – Какие-то манипуляции с митохондриями, которые позволяют получить сорок шесть способных делиться хромосом от двух однополых родителей. Помещаются в искусственно сделанную клетку, она делится, получается плод. Футурология в действии, мать ее.

– Ты правда узнаешь? – жалобно спросил Аластер, ухватив его за предплечье.

Фабиан закатил глаза и кивнул.

После невразумительной погоды на севере, серой, стылой, промозглой, после ослепительно яркого неба на юге, обилия цветов, запахов, после насыщенного ими воздуха возвращаться в невразумительную, неопределенную погоду столицы было странно – словно вваливаешься в огромную воздушную подушку, которая отдает искусственной резиной, искусственным материалом, и даже воздух вокруг нее кажется искусственным. Здания были элегантно-безликими, транспорт – вычурно-безликим, люди – безлико-привлекательными. Фабиан удерживал себя из последних сил, заставлял себя сидеть спокойно в самолете, в машине; он метался по кабинету, и начинать делать хотя бы что-то осознанное, полезное, да черт с ним, с полезным – эффективное, отвлекающее – казалось выше его сил. И квартира, в которую он въехал совсем недавно, новая, в новом доме, казавшаяся ему удовлетворительной еще пару недель назад, казалась ему теперь клеткой. Он распахнул створки окна, вышел на балкон – огромный, выдающийся в небо, расположенный даже выше разрешенных для коптеров высот, и застыл в середине. Ни справа, ни слева не было видно никаких домов, и это, черт побери, было одной из главных причин, по которым Фабиан позарился на эту квартиру – он не хотел делить ни с кем этого неба, угрожающе багровевшего перед ним. И – он был вынужден делить этот вид только с самим собой. Фабиан закрыл глаза, сцепил зубы, подставил лицо небу, с которого сыпался невнятный, как эта идиотская погода, меленький дождь.

========== Часть 30 ==========