Факелы на зиккуратах (СИ)

Содегберг злорадно фыркнул.

– Второй собирался составить ему компанию.

– Подумать только, – сморщился Содегберг. – И что в это время будешь делать ты?

– То же, что и всегда. Стоять за сценой и следить.

Армушат повернулся спиной к книжному шкафу, скрестил на груди руки.

– Похвальное занятие, – усмехнулся Содегберг.

– Ты можешь предложить что-то другое? – Армушат вежливо поднял брови и склонил голову к плечу. Содегберг кротко улыбался, не отводя глаз.

Он был похож на богомола, обвалянного в корице. При общей благодушности облика и иноческому тяготению к коричневому цвету – не паточно-шоколадному, а резко-ржавому – никто и никогда не сомневался в не-иноческой жесткости Содегберга. Длительность пребывания в кресле Государственного Канцлера только подтверждала его репутацию, которую разные люди характеризовали по-разному: жесткость, жестокость, бессердечность даже. Содегберг знал об этих шепотках и не реагировал. Ярлыки, которые примеривали к нему, были делом десятым. Республика же должна стоять.

– Какой факультет выбрал первый? – наконец соизволил поинтересоваться Содегберг. – Он же не опустится до бряцания латами на общеакадемическом собрании? Или опустится?

– Если бы я знал. Слухи ходят разные. От инженерного до медицинского. Но первый любит удивлять. Его личный секретарь, который становится куда личнее мадам первой, только растерянно хлопает глазами, – отрешенно признался Армушат, засовывая руки в карманы и направляясь к противоположной стене. Содегберг следил за его размеренной, плавной, твердой походкой.

– Медицинского? – наконец спросил он, чтобы спросить хотя бы что-нибудь.

– Ага. Несмотря на его нелюбовь к медикам.

– Которая цветет в его мощной груди, несмотря на их рьяную заботу о его же здоровье, – Содегберг снова развернулся к окну. – Иногда вопреки здравому смыслу и желаниям той же первой.

Армушат остановился и повернулся к нему. Смотреть на затылок Содегберга было тем еще удовольствием. Он ждал.

– Ты не мог не слышать о его желании реструктурировать Консулат. – Содегберг повернул голову, но не удосужился посмотреть на Армушата. Он не сомневался, что тот будет слушать.

– Не только его. Но и о Государственной Канцелярии ходят недобрые шепотки. – Армушат сделал пару шагов к столу Содегберга. Снова остановился.

– Да. – Содегберг снова повернулся к окну. – На моей памяти это будет третья попытка реструктуризации Консулата.

– Третья удачная?

– Третья. Удачные остались в бурном новоисторическом прошлом Республики. Каждый раз от интриг Консулов выигрывала Канцелярия. Но я был неплохо знаком с теми Консулами, что и позволяло мне лавировать между желаниями разных, совершенно разных людей. Первый, к сожалению, испытывает некоторое недоверие к такому пережитку прошлого, как я.

– Он и к мадам первой не полыхает доверием, – иронично отозвался тот, злорадно дернув уголком рта.

– Правильно делает. – Содегберг наконец повернулся к Армушату. Тот ухмыльнулся. У Содегберга довольно заблестели глаза. И он снова повернулся к окну.

– Есть еще очень личный секретарь. – Осторожно забросил камень Армушат.

– И? – Содегберг снова повернулся к нему. Армушат пожал плечами. Содегберг искривил губы в ухмылке.

– Насколько хорошо следят за ним? – тусклым голосом спросил он, оглядывая Армушата.

– Очень хорошо, – мгновенно отозвался тот.

– Хм, – задумчиво произнес Содегберг. И после паузы спросил: – И насколько хорошо он блокирует любые попытки следить за ним?

Армушат недовольно хмыкнул.

– Тоже очень хорошо, – признался он. – Я не заметил, как его охрана стала обладать, скажем так, чрезмерно расширенными полномочиями, – задумчиво добавил Армушат.

– Это неважно. Было бы удивительно, если бы наш энергичный первый не попытался бы подмять под себя еще немного властных структур.

– Да-а?

Содегберг повернулся к нему. Он сидел, склонив голову к плечу; под тяжелыми веками поблескивали булавки глаз.

– Ты действительно не готов к такой предприимчивости первого? – саркастично спросил он.

Армушат пожал плечами и отвернулся.

– Меня просто интересует, насколько первый предприимчив. Я могу судить по некоторым знакам, что он затеял нечто куда более значительное, чем даже круглосуточное и тотальное наблюдение за ним позволяет предположить. – Недовольно признался он. – И я подозреваю, что первый для меня слишком непредсказуем.

– Что, собственно говоря, и делает его таким хорошим Первым Консулом, – помедлив, обтекаемо сказал Содегберг.

– Мне казалось, что ты относишься к нему с подозрением, – протянул Армушат, садясь в кресло.

Содегберг неподвижно сидел в кресле. Оно могло быть удобным, и Армушат нисколько не сомневался в том, но отчего-то Содегберг сидел в нем выпрямившись, застыв, словно его водрузили на каменнулю лавку. Его губы были плотно сжаты, руки лежали на подлокотниках.