Факелы на зиккуратах (СИ)

– В любом случае, – не удержался и передразнил его Армушат, – гипотетика тем и плоха, что она может воплотиться в практику. Гипотетически первый может начать чуть ли не с конца и для затравки протащить среди остальных Консулов законопроект о реформе государственных служб, в том числе и Канцелярии. Представь, Аурелиус: тебя вышвыривают на улицу, Хранителем Печати первый назначает себя, и тогда – тогда… – он развел руками и широко улыбнулся.

– И тогда неправомочно недопущенный к своему рабочему Государственный Канцлер, в данном случае я, вспоминает маленький и совсем незаметный Акт с длинным и невыразительным номером и направляется прямиком в Конституционный суд, а то и обращается в международный арбитраж. И весь мир замирает, следя за тем, как полощется грязное белье досточтимых Консулов. И Республика оказывается парализованной. Как ни странно, я допускаю иное развитие событий. Первый может пойти на переворот. В конце концов, Вселенная будет следить за этим с интересом, но не пытаясь заступить за границы. Но первый не рискнет расшатывать тот плацдарм, который делает легитимным его собственное положение. А вот переворот был бы интересным решением, – задумчиво добавил Содегберг.

Армушат смотрел на него. По смугло-землистому лицу Содегберга не всегда можно было понять, шутит ли он или говорит серьезно. Армушат знал его достаточно времени, пользовался его относительным доверием, но такие фразы заставляли его припадать к земле и встревоженно оглядываться, не слышал ли кто таких эксцентричных высказываний.

– Переворот? – осторожно спросил Армушат. – Мы, кажется, только что предположили, что первый начнет действовать… если, конечно, начнет действовать, – тут же поправил он себя, – издалека. Гипотетически.

Содегберг неожиданно глубоко вздохнул. Он осмотрел Армушата. Похлопал рукой по подлокотнику.

– Зато какой бы получилась мифология в его именной республике, а, Стефан? – саркастично отозвался он.

Фабиан стоял в приемной Государственного Канцлера, вытянувшись по струнке, глядя на дверь, стараясь еще и от шума отрешиться. С последним было сложно. Личный помощник Государственного Канцлера был бесконечно учтив, говорил по коммуникатору ровным, скучным тоном, и при этом то, о чем он говорил, провоцировало дрожь: он запросто ронял имена консулов и титулы с небосклона, обыденным голосом сообщал о невероятной значимости документах и снисходительно сообщал суммы, которые Фабиан в школе, пожалуй, только на внеклассных занятиях по политэкономии встречал. Личный помощник неожиданно сменил тон, и Фабиан насторожился, и через полминуты помощник обратился к нему:

– Господин Генеральный Канцлер примет вас.

Фабиан повернулся к нему. Помощник откинулся на спинку стула и смотрел на него с невыразительной улыбкой. Фабиан сухо поблагодарил его и направился к двери.

Генеральный Канцлер сидел за столом, рядом расположился человек, знакомый Фабиану из всевозможных репортажей, статей и прочего, но пока еще незнакомый лично. Сидел и изучал Фабиана. Ситуация была скользкой. С одной стороны, Фабиан был представлен Генеральному Канцлеру, пусть и мимоходом, с другой – Второй Консул. Который повернулся к Содегбергу.

– Итак, это и есть тот самый Фальк ваан Равенсбург. Рад знакомству, – обратился второй к Фабиану.

– Господин Второй Консул. Господин Генеральный Канцлер. – Бесстрастно произнес Фабиан. Недаром тренировался. Получилось неплохо. Второй еще раз осмотрел его и повернулся к генканцлеру.

– Вы собираетесь быть гостеприимным хозяином, Аурелиус? – ухмыльнулся он.

– Разумеется. Михаил скоро подаст кофе. Вы ведь не откажетесь от чашечки в компании двух старых калош, Фабиан?

– Для меня будет честью составить компанию двум героям республики, – преданно глядя в глаза Содегбергу, ответил Фабиан. Тот принимал этот честный взгляд широко раскрытых, ярких, горячих глаз – и не доверял ему. Либо он слишком хорошо знал людей, либо его скепсис взял верх над здравым смыслом.

– Героев, – ядовито отозвался второй, криво усмехаясь. – Героями были первые консулы и первый же канцлер. А мы простые чиновники. Да вы садитесь, Фабиан. – Приказал он. – Между прочим, я знал вашего отца.

Фабиан повернулся к нему.

– К сожалению, я не знал моего отца достаточно времени, чтобы он мог поведать мне о своем знакомстве с вами, – вежливо отозвался он, поддернул брюки и сел.

– Едва ли бы он стал говорить обо мне, – лениво отмахнулся второй. Фальки, друг мой, – повернулся он к Содегбергу, – известны своим невероятным упрямством. Артемис Фальк был достойным представителем рода.

– В таком случае Фабиан – истинный Фальк. К своей практике в Канцелярии он шел очень упрямо, – любезно сообщил ему Содегберг. Он поднял глаза на помощника, который расставлял кофе, и кивком головы поблагодарил его.

– Верю, охотно верю, Аурелиус, – по-кошачьи плавно улыбнулся второй. – Достаточно только посмотреть на это лицо. Выдающийся подбородок, упрямые скулы, упрямый нос, упрямый лоб. В нашей республике растет достойная смена.