Факелы на зиккуратах (СИ)

Фабиан должен был отреагировать, не мог не отреагировать. Этого ждал от него второй, на это он откровенно провоцировал. Содегберг пошевелился в кресле, словно подобрался, готовясь нанести неожиданный удар. Наверное, подразумевалось, что и удар должен был оказаться болезненным. Фабиан перестал улыбаться. В голове мелькнула мысль: кстати, родители. У него были родители. И они даже были людьми, а не абстрактными носителями имени и совершателями каких-то геройских поступков. Фабиан поставил метку в каком-то сокровенном месте где-то глубоко в сердце: напомнить себе о родителях, просто посвятить хотя бы пару часов прошлому, – и отгородился от этого решения, концентрируясь на втором, сидевшем перед ним и улыбавшемся, как улыбается гриф, следящий за издыхающей антилопой.

– Бесспорно, – Фабиан постарался звучать бесстрастно. – Что еще раз утверждает меня в правильности моего решения служить Республике.

– Похвальное решение, молодой человек, – неожиданно заговорил Содегберг. Фабиан не вздрогнул, но повернул к нему голову резко и уставился на него недовольно. – Хочется верить, что вы понимаете, как мало романтики скрывается в служении Республике и как много пота и даже крови предстоит пролить.

– Я родился и вырос на периферии, господин Государственный Канцлер, – ответил Фабиан, с усилием глуша раздражение.

– Да-да, провели там первые одиннадцать лет жизни. Мать – офицер, и отличный офицер. Отец – офицер, и отличный офицер. Боевые действия проводились в непосредственной близости, и вы наверняка играли в свои детские игры на полигонах. А игры напоминали военные действия. – Содегберг откинулся на спинку стула. – Но ваше детство закончилось семь лет назад, Фабиан. Вы уверены, что ваши воспоминания точны?

– Нет, – резко ответил Фабиан. – Не точны. И не могут быть точны. Но я уверен, что они верны.

Второй повернулся к Содегбергу.

– Элегантное парирование, – легкомысленно откомментировал он и встал. – Ну что ж, дорогой Фальк ваан Равенсбург, – бросил он сверху, не утруждая себя очаровательными улыбками и светским лоском, – было любопытно с вами познакомиться. Позвольте пожелать продуктивной практики в преддверии очередного этапа учебы за счет и на благо Республики.

Вставший со своего кресла Фабиан был едва ли не на голову выше второго. Но тот мог смотреть сверху вниз, если хотел. И он пытался; и точно также Фабиан не собирался позволить ему это.

– Мы ведь встречаемся завтра у Уттерсайдов? – обратился второй к Содегбергу, полностью игнорируя Фабиана.

– Разумеется. Я могу задержаться. Приеду сразу из Канцелярии, – ответил Содегберг, обходя стол.

Второй пожал ему руку и направился к двери, не обращая внимания на Фабиана. А тот смотрел прямо перед собой и ждал.

– Вы хорошо устроились, Фабиан? – невозмутимо спросил Содегберг, снова усаживаясь за стол.

Содегберг был прохладно-вежлив, прилагал определенные усилия, чтобы не звучать снисходительно, но не особо усердствовал, и задавал вопросы, которые считал бы нужным задать троюродный дядюшка, которому свалился на голову незнакомый племянник. Фабиан тоже не утруждал себя ответами, ограничивался формальными репликами и ждал.

– Выпьете еще кофе? – отрешенно спросил Содегберг, глядя мимо Фабиана.

– Нет, благодарю Вас. – Фабиан тоже не утруждал себя чрезмерной вежливостью.

Содегберг кивнул, сплел пальцы, перевел взгляд на него.

– Я думаю, мы можем перейти к основной причине, по которой вы находитесь здесь, – невозмутимо сказал он. – Должен признаться, дерзость, с которой вы добивались возможности пройти практику в консулате, впечатляет. Впечатляет и ваш послужной список.

Фабиан развернулся к нему. Содегберг говорил гладко, многословно, отпускал комплименты, как люди попроще отпускают ядовитые шпильки, хвалил власть с видом, говорившим о том, что он вынужден это делать по причине положения и с оглядкой на непосвященного собеседника, но от самой темы и от самой модальности у него развивается несварение. И при этом ни слова о том, куда Содегберг собирается направить Фабиана.

Странный разговор длился не более получаса. Затем Фабиан вышел из кабинета и остановился перед столом личного помощника Содегберга.

– Господин Томазин, я поступаю в ваше распоряжение на последующие две недели, – процедил он.

– Вы можете звать меня по имени, – хладнокровно отозвался тот. – Вы приступаете завтра?

«Как будто он не знает», – зло подумал Фабиан, принуждая себя изобразить почтение.

Затем он получил пропуск, ключ-карту, рабочий коммуникатор и был отправлен восвояси. Михаил ждал, что мальчишка хотя бы мимоходом поинтересуется, куда лучше всего отправиться, чтобы провести свободное время, но тщетно – не от него и не после разговора со вторым. Тот, выходя, выглядел разозленным и при этом удовлетворенным. А через что он пропустил мальчишку, знал только Содегберг.

Который и вышел практически сразу после того, как Фабиан ушел.

– Ваше мнение о вашем помощнике, Михаил? – с отчетливыми нотками искренности в голосе поинтересовался он.

Михаил встал. Кажется, Содегберг действительно хотел знать стороннее мнение.