Фабиан рассказывал ему, показывал все новые документы. Его бокал опустел, перед Велойчем – так и стоял нетронутым.
– По самым скромным подсчетам, хватит на государственную измену. Может, лет этак на двести строжайшего режима. Была бы смертная казнь – и на нее раз этак пять, – печально закончил Фабиан. – Если.
Велойч вздрогнул: слово было совсем коротким, но упало ему на плечи, как многотонная гранитная плита. Вроде как в саркофаге сделали перекрытие, на котором намеревались воздвигнуть траурного ангела из мрамора.
– Если хоть одно недоброе слово прозвучит об Абеле. Если хоть одно нехорошее телодвижение против него будет замечено в его центре, где угодно. – Тихо, угрожающе говорил Фабиан. Дорожка пота прокатилась по шее Велойча, впиталась в воротник рубашки. Его грудь часто поднималась, он сам боялся пошевелиться. Фабиан молчал. – Ты не допьешь вино? – печально спросил он. – Жаль. В таком случае вон отсюда. – Хлестнул он.
Лицо Фабиана неуловимо изменилось – сощурились глаза, дрогнули ноздри, поджались губы. Пальцы рук вцепились в подлокотники. Он подался вперед.
Велойч встал. Встал и Фабиан.
– У тебя есть двадцать четыре часа, чтобы подать в отставку, – тихо сказал он. – Посмеешь убраться из страны – не вернешься в нее никогда, и там, где решишь осесть, тебе покоя не будет.
Он сделал шаг в направлении Велойча. Тот попятился к двери. Фабиан надвинулся на него еще. Велойч подался к двери. Фабиан теснил его из кабинета, затем из приемной. Затем развернулся к Альберту, стоявшему у своего стола и растерянно моргавшему. Посмотрел на Томазина, глядевшего на него круглыми глазами.
– Свяжи меня с главным редактором «Доброго дня», – сухо сказал Фабиан. Альберт вздрогнул. Томазин поежился. – Шевелись, – прорычал Фабиан.
Это было одно из самых популярных шоу на втором инфоканале. Оно выходило в эфир в полдень, длилось без малого час; оно состояло из трех блоков – от самых серьезных до самых развлекательных. Не то чтобы его считали рупором социальной политики республики, не то чтобы оно оказывало значительное влияние на умы широких масс, но участвовать в этой программе не гнушались ни сенаторы, ни прокуроры, ни магистры. Для консулов, особенно когда их осталось четыре, «Доброго дня!» было слишком незначительной программой.
Для Аластера Армониа – прорывом. О том, что он появится в этом шоу, Аластер не сказал только тем, с кем не смог связаться или кто его избегал. Фабиан – тот вынужден был дать клятву, что обязательно будет смотреть его выступление.
Фабиан хлопнул дверью. Через две минуты он говорил с главным редактором «Доброго дня!». Еще через семь минут – с Аластером. Еще через десять минут менял пиджак и галстук – ему хотелось выглядеть чуть менее официально, куда более непринужденно, тем более с Аластером.
В октокоптере, который должен был доставить его в студию, Фабиан говорил с Огбертом; с генпрокурором; с директором фискальной полиции; с Евангелиной Балиану; требовал от Кронелиса и Севастиану срочной встречи. Шел по коридорам в студию – и все говорил с Севастиану. Аластер выскочил ему навстречу. За ним – гример с огромной кистью в руке, готовый возмущаться.
– Ты охренел?! – зашипел Аластер. – Ты какого приперся?
– Тебя поддерживать! – навис над ним Фабиан. Аластер сжался – Фабиан был в ярости. Точнее, Фабиан казался совершенно спокойным, готовым веселиться, очаровывать, как всегда – но он был в ярости.
– Доброе утро, Фабиан, – настороженно сказал Карстен Лорман, ставший за спиной Аластера. – Я удивлен тебя видеть здесь. Это неожиданно.
Фабиан улыбнулся.
– Я сам удивлен, – любезно сказал он. Перевел взгляд на ведущую – Марину Вейсс, которая спешила по коридору ему навстречу. Изготовился очаровывать – широко улыбнулся, начал говорить ей дежурные комплименты. Она делала вид, что польщена, переводила взгляд с Аластера на Фабиана, жаждала – вожделела объяснений.
– Кажется, он решил угробить свою карьеру, – скорбно сказал ей Аластер. – Либо он построил настолько далеко идущие планы, что расхлебывать их придется нашим прапраправнукам.
– Вы хотите пойти первым блоком? – спросила Марина Вейсс у Фабиана.
– Мы хотим идти первым блоком? – обратился он к Аластеру.
– Меня вполне устраивал второй. Я готовился ко второму, – осторожно сказал Аластер.
– Я тоже. Не обращайте на меня внимания, я просто поддержу Аластера, просто вставлю пару своих слов.
– Но на всякий случай вызовите несколько бригад реаниматологов, если после слов милого и кроткого Фалька ваан Равенсбурга вы, ваши продюсеры и руководство канала свалится с инфарктом, – радостно оскалился Аластер.
Улыбка Марины Вейсс померкла; Карстен тяжело вздохнул. Марина Вейсс посмотрела на Фабиана. Тот – пожал плечами.
– Мы дружим с Аластером что-то около двух с половиной десятилетий. Он неплохо изучил меня, – с виноватой усмешкой сказал он.
Марина Вейсс подозвала ассистента, велела принести копию сценария передачи, вручить ее Фабиану, проинструктировать его.
– Я… – начала было она, но перебила себя и вместо этого воскликнула: – черт побери!