Факелы на зиккуратах (СИ)

Собравшись с духом, он включил коммуникатор. Абель прислал-таки сообщение: «ИДИОТ!!!!!». Фабиан вздохнул с облегчением и улыбнулся. Аластер тянул шею, пытаясь рассмотреть, что такое прочитал Фабиан, что у него выражение лица пятнадцатилетнего влюбленного мальчишки.

– Не знаю, кто тебе это прислал, но он прав, – пробурчал он. – Посмотри на себя в зеркало, если вдруг засомневался. Ты выглядишь как идиот. Это вдобавок к твоему поведению идиота.

Фабиан хмыкнул, обнял его и прижал к себе.

– Я бесконечно счастлив, что ты соблаговолил удостоить меня твоим бесценным мнением, милый, – озорно отозвался он. – Ну, пожелай мне удачи.

– Удачи, – тихо произнес Аластер. – Она тебе чертовски понадобится.

Фабиан снова шел по коридорам, и странное дело: менее двух часов назад он представлял себе, что хотел сделать, совершенно не знал, как, и ему было жутко. Теперь – он знал, более того, сделал шаг – решающий шаг, враз отрезавший его ото всех путей отступления, и ему было радостно. Фабиан испытывал и страх, дураком был бы, если бы совсем ничего такого не ощущал. Но при этом и что-то похожее на ликование.

В октокоптере он прикрыл глаза, потянулся, спросил у Руминидиса:

– Где Велойч?

– Не покидал консулат. Передвижения эскорта не зафиксированы, – угрюмо ответил Руминидис.

– Абель?

– Стерегут, как зеницу ока, шеф. Никто подозрительный поблизости не зафиксирован, – буркнул Руминидис.

Фабиан посмотрел на него.

– Ты чем-то недоволен? – вежливо осведомился он.

– Вы не поспешили? – помявшись, спросил Руминидис.

Фабиан уставился в окно перед собой.

– Скорей я слишком затянул, – мрачно сказал он. – Я рассчитываю на десять лет. Но это могут быть и десять месяцев. Так что чем дольше я осторожничаю, тем больше времени краду у себя. Ты, черт побери, – процедил он, яростно сжав зубы. Успокоившись, он продолжил: – Ты, черт побери, должен понимать. В это кафе мы могли сходить и не сходили. В этом озере могли поплескаться и не поплескались. Или еще что.

Руминидис закивал головой.

– Или еще что, – мрачно подтвердил он, отворачиваясь.

После приземления, стоя рядом с дверью, оглядывая окрестности, он сказал Фабиану, ставшему рядом с октокоптером:

– Вас съедят.

– Ты думаешь, меня это пугает? – усмехнулся Фабиан. – Мне бы с Абелем примириться.

Руминидис неожиданно хрюкнул.

– Экзопротезы у него справные, – буркнул он, толкнув дверь октокоптера, чтобы она закрылась. – Треснет – мало не покажется.

– Во-о-от, – ухмыльнулся Фабиан.

Он похлопал Руминидиса по плечу и пошел к лифту.

Эберхард Кронелис сидел, опершись локтями о стол, и изучал ногти. Севастиану стоял у окна. В его руке стыла чашка с кофе – допивать его он, очевидно, не собирался. Попросту забыл.

– Это откровенно унизительно, – тихо говорил Севастиану. – Этот выбрык. Это публичное размахивание подштанниками.

Кронелис посмотрел на него, промолчал и вернулся к ногтям. На данный момент они были самым интересным предметом в комнате. Фабиан должен был появиться через десять-пятнадцать минут. Велойч – кажется, он не должен был присутствовать вообще.

– Мальчишка слишком увлекся. Сказать, что он самонадеян, значит оскорбить само понятие самонадеянности. Это просто эксгибиционизм.

Кронелис откинулся на спинку кресла, вытянул руки, лениво подумал о том, что не мешало бы потребовать от помощника пилку. Вместо этого он сложил руки на груди, осмотрел комнату и уткнулся взглядом в стол. По сравнению с истерикой Севастиану стол был просто образцом здравомыслия и трезвости, даром что неодушевленный предмет, а не возмущенный, близкий к истерике Севастиану.

– Ты отказываешься говорить, Эберхард. Ты еще не можешь определиться с тем, на чьей стороне выступишь? – подчеркнуто любезно спросил Севастиану, усаживаясь. Он поставил чашку, резким движением отодвинул ее, оперся о стол.

– Я позволю себе колоссальную расточительность, Герман, – неохотно сказал Кронелис. – Я буду откровенным с тобой. Позволишь? Моя откровенность не будет воспринята тобой как угроза твоей картине мира?

Севастиану молчал, хмуро смотрел на Кронелиса, лихорадочно обдумывал свой ответ. Свои действия, если быть точным.

Кронелис поднял на него взгляд, вскинул брови.

– Буду счастлив, – натянуто улыбнулся Севастиану.

– Чушь, – в сторону бросил Кронелис. Он вздохнул, переставил ноги, пожевал губы. – Итак. Равенсбург выкинул Студта.

Севастиану негодующе фыркнул, шумно засопел, всем своим видом выказывая, что он об этом думает.

– Причем он и Эрика, эту старую блядь в это вовлек. А уж Велойч от таких грязных дел старается очень далеко держаться. Но тут не удержался. Делал. Послушно делал, что ему Равенсбург говорит.

Севастиану постучал кулаком по столу – он откровенно злился. Не в последнюю очередь от собственной беспомощности.

– Я примерно так же себя чувствовал, когда… – Кронелис криво улыбнулся. – Кстати, а твоей дочке нравится работа?

Севастиану замер и уставился на него.

– Евангелине, – подтвердил Кронелис. – Она вроде с Равенсбургом в приятельских отношениях.

Севастиану заскрежетал зубами. Кронелис саркастично ухмыльнулся.