Факелы на зиккуратах (СИ)

Фабиан приоткрыл рот от изумления. Ему никогда в голову не приходило, хочет ли он этого. Нет, конечно, он знал о Консулах все в пределах официальных биографий и допустимых, а иногда и не очень допустимых слухов, но никогда не задумывался о людях, стоявших за этими постами и биографиями. Он интересовался этими людьми по мере необходимости, но Консулы Первой Республики были куда более привлекательными персонажами – они стояли у истоков нового государства, они возводили его, утверждали, формировали, они были теми личностями, сотворившими Республику, в которой рос Фабиан. Консулы, находившиеся у власти сейчас, вызывали любопытство, уважение, но не то жаркое, пристрастное восхищение, как первые герои: нынешним Консулам не приходилось стоять насмерть, воевать с бесчисленными внешними и внутренними врагами, идти вперед практически на ощупь к цели, в которую верили только они. Но в любом случае, простой человек не мог пройти весь путь с низов до Первого Консула, и это не могло не привлечь Фабиана. Предложение Содегберга было отчаянно несвоевременным – и невероятно заманчивым. Потому что это значило не только знакомство со зданием власти, с его разными этажами, но и с духом, с неофициальной ее идеологией, которая определяет официальную. И вообще – Первый Консул был Первым. И это давало ответ на все вопросы.

– Предложение заманчивое? – меланхолично поинтересовался Содегберг. – Или подозрительно заманчивое?

– Я планировал несколько иное прохождение практики, – осторожно сказал Фабиан. – И я никогда не задумывался о том, чтобы замахиваться на самую вершину. – Он не удержался и издал нервный смешок. – Подумать только, Первый Консул… Я и не знал, что и там тоже можно проходить практику.

– Тот горемыка был студентом четвертого курса и ждал своего часа чуть ли не с начала учебы. А может, и ранее. Разумеется, Консулы предпочитают видеть практикантами выпускников Академии или… – Содегберг сделал неопределенный жест. – Иными словами, не детский сад. Но. – Он устроился в кресле поудобней. – Изо всех кандидатур, которые были бы достойны проходить практику в непосредственной близости от Первого Консула, именно ваша кандидатура кажется наиболее подходящей мне, руководителю кадровой службы консулата, руководителю ее же службы безопасности и методисту отдела по сотрудничеству с учреждениями образования. Вы можете быть молоды, Фабиан, но никто не назовет вас юным или ребенком. Вы, насколько я могу судить из личного опыта, уже вполне взрослый человек. Именно поэтому мы и ведем этот разговор. Я не удивлюсь, если вам нужно будет время подумать. Мы сейчас находимся в двух часах от завершения рабочего дня и вашего времени здесь. Я предлагаю вам взять час свободного времени, прогуляться, покормить лебедей в центральном парке, – и Содегберг указал рукой в сторону центра правительственного комплекса – в противоположную от города, – тем более ваш код позволяет вам доступ к нему. А затем вернуться ко мне для окончательной беседы об итогах практики и ваших планах на ближайшие шесть недель. Я очень надеюсь, что вы не подведете нас и примете правильное решение.

И в обычный понедельник Фабиан прошел часть знакомого маршрута и ступил на незнакомый, который должен был привести его в новый корпус – службу Первого Консула. Правительственный комплекс был тем еще термитником. Хорошо хоть Магистрат отказался от сомнительной чести быть включенным все в тот же всеохватывающий правительственный комплекс. Первый Консул, судя по корпусу, был настроен на долгую и продуктивную жизнь на благо Республики. Корпус был куда внушительней, чем та же Госканцелярия, и отделан иначе. И он был отчетливо, явно и бесспорно принадлежащим Первому Консулу и соответствующим его личности, с каковой Фабиан был ознакомлен посредством инфоканалов.

– Фабиан Фальк ваан Равенсбург, – коротко представился Фабиан, зайдя в приемную. Личный секретарь Первого Консула повернул к нему голову от внушительного экрана информационного центра, установленного на его столе.

– Эраст ваан Ардентен. Выпускник школы юнкеров сорок восьмого года, – представился он, встал и улыбнулся. Фабиан сделал три шага ко столу и застыл. Улыбка этого Ардентена пришлась ему не по вкусу – она была снисходительной, покровительственной, искусственно-любезной. И обратись к нему Томазин с такой улыбкой, он бы проглотил ее без проблем – в нем было что-то располагающее, и не позволил бы себе Михаил так рьяно подчеркивать свой статус. – Как поживает директор Брускер?

– Страдает бессонницей, я полагаю.

– От старости или от кадетов? – широко улыбнулся ваан Ардентен.

Фабиан пожал плечами и сделал еще два шага к столу.

– Кто был вашим куратором, Фабиан? – снисходительно поинтересовался этот ваан Ардентен, усаживаясь. – Не Эрдман, случайно.

– Не случайно. Эрдман.

– Забавный человечек. Все время на своей волне. С ним непросто, если говорить на человеческом языке. А если на языке формуляров – понимает без колебаний, – насмешливо продолжил ваан Ардентен. Зачем-то, словно Фабиану могли быть интересны его воспоминания.