Если подумать, была ли хоть одна счастливая пророчица? Если бы знание будущего хоть как-то помогало в этой жизни, вряд ли большая часть прорицательниц проводила бы свои дни под кайфом.
Сенька как-то раз сказал мне, что на курсах повышения квалификации, наскоро проведенных перед тем самым последним сезоном «Космического принца», его учили говорить клонам, чтобы те ни в коем случае не идентифицировали себя с оригиналом. «Представь, что ты просто… ее однояйцевый близнец», — говорил он мне, — «ты родилась, когда попала сюда».
И пришло время работать факторам среды — это я уже сама додумала. Вряд ли Сенька знал о такой штуке, как близнецовый метод, вряд ли в этом времени не придумали что-то более надежное для того, чтобы вычислить влияние среды на проявление признака.
Он просто… всегда запоминал слова, которые должен был сказать. Актер, все-таки.
Когда я чувствовала себя несчастной, я предпочитала думать, что дело не в том, что я какая-то неправильная, поломанная и вообще ни на что не способна. Просто я во враждебной среде.
И та Танька, которая осталась дома, в ее мире, счастлива — потому что она там как рыба в воде.
У нее есть мама и папа, и они даже завели кошку, а бабушка поправилась…
А я тот близнец, который курит, пьет и подвергается стрессу. Правда, вместо курения и алкоголя у меня опасные враги, но это зачастую куда более смертельно.
Я умру первой.
В особенно плохие дни я даже доходила до той мысли, что так будет правильно: я ведь и жить-то не должна была. Я — картинка на экране, кукла для развлечения, которая каким-то чудом выгрызла себе права комнатной собачки, не больше. И даже не сама выгрызла: нашла себе для этого специального грызучего динозавра.
Вот почему я в тот момент не особенно волновалась, что меня некому защитить. Я так долго прогоняла от себя все плохие мысли, так долго не позволяла себе расклеиваться, что накопившийся негатив накрыл меня огромной волной и отключил мозги.
Я была способна только жалеть себя.
Вот что я называю «супер-пупер плохой день». День, когда мысль о том, что я клон, не спасает, а только толкает еще глубже в яму.
Просто эта мысль последнее, что у меня есть. Обычно дело до нее даже не доходит.
Очень помогает вцепиться в Мико и поплакать… особенно если при этом посмотреть на ее растерянно-разгневанное выражение лица. Утешать она не умеет, но очень старается и беспокоится, и это помогает куда лучше ласковых слов и отточенного протягивания носового платочка. Или в Сеньку… этот вообще может пару слов сказать правильным тоном, и сразу жить хочется — дар у человека, я рада, что он смог его реализовать, наконец. Или в Крейга, хотя в Крейга неудобно, он слишком большой, но он всегда готов протянуть мне кончик хвоста.
Но сейчас рядом со мной был только Шаман, с которым я никак не могла найти общий язык.
Я со всеми всегда его находила, но не в этот раз.
Это подкосило меня сильнее всего остального. Я больше не могла быть уверена в своем единственном таланте: с Шаманом у меня решительно ничего не выходило. Это било по самооценке куда больнее, чем плакаты «клоны — ошибки рамки считывания» в руках людей у здания суда. Потому что тогда я где-то в глубине души была уверена, что могла бы понять позицию любого из этих людей… и не только людей, если найду время пообщаться с ними поближе. И, быть может, даже смогла бы их переубедить…
Но Шаман развеял эту иллюзию.
Я не могу понять всех.
Я почти надеялась, что меня кто-нибудь найдет. Будут ли это клоны или Тере-Пере, мне больше не нужно будет бить лапками это дурацкое разводное молоко, все сделают за меня. Либо привяжут к идеологической палке и начнут размахивать, как знаменем революции, либо быстренько убьют и прикопают.
И меня и правда нашли. Было бы странно, если бы этого не случилось: меня слишком рьяно искали, а когда кто-то прикладывает столько усилий, как правило, результат не заставляет себя ждать. И как только я перестала прятаться, а Шаман — меня прятать, произошло неизбежное.
Повезло Тере-Пере.
А еще больше повезло мне, потому что это были не наемники Тере-Пере, и даже не тот старший менеджер, который в меру своих скромных сил и умения перекрикивать бывшего генерала, командовавшего отделом расследований, пытался руководить операцией, а сам господин Тере-Пере инкогнито.
Я никогда не забуду встречи с господином Тере-Пере.
Не потому, что он так и не сказал мне своего имени, и вообще был весь такой таинственный, и даже слова произносил чуть-чуть в нос и гундося — это чтобы я потом не узнала голос, наверное. Или просто подхватил насморк, когда пробирался на Йе-4 тайными космическими тропами, тоже бывает.
И не потому, что на нем был пиджак самой попугаечной в мире расцветки. И я сказала «попугаечной», а не «попугайной» потому что у попугаев слишком хороший вкус, чтобы отращивать перья оранжево-ало-грязно-блестяще-зеленых цветов, располагать их в форме слегка помятого гороха на золотом фоне, да еще и называть это безобразие «костюмом».
И не потому, что в тот момент я была в смертельной опасности.