Факундо

Никто не может подсчитать, сколько зверств надо было совершить, чтобы так испоганить народ, и никто не знает, сколько коварства, усердия, наблюдательности и проницательности нужно было дону Хуану Мануэлю Росасу, чтобы подчинить город своему магическому влиянию и за шесть лет перевернуть все понятия о справедливости и добре, чтобы устрашить самые отважные сердца и поработить их. Террор 1793 года во Франции был следствием, а не орудием; Робеспьер отправлял на гильотину дворян и священников не для того, чтобы создать себе имя и подняться к власти по горе трупов. Суров и непреклонен был дух Робеспьера, который считал необходимостью удалить у Франции все ее аристократические органы во имя укрепления революции. Пусть наши имена, — говорил Дантон[327], — будут прокляты, но мы спасем Республику. Террор в нашей стране есть изобретение властей для удушения сознания, любого проявления духа города, в конечном счете, чтобы принудить людей признать органом мысли сапог, наступающий им на горло. Это месть темного человека, кинжалом мстящего за презрение, которое — это ему известно — вызывает его посредственность в обществе, что бесконечно выше него. Потому-то в наши дни повторяются выходки Калигулы[328], выдававшего себя за бога, а Империю считавшего своим конем. Калигула знал себе цену последнего из римлян, однако попирал их своей пятой. Факундо внушал представление о себе как о человеке, отмеченном сверхъестественными способностями, даром провидения, и подменял этим свою природную неспособность оказывать влияние на души людей. Росас заставлял поклоняться себе в храмах и возить свой портрет по улицам на повозке, запряженной генералами и женщинами из знатных семей — так он стремился создать себе авторитет, по которому тосковал. Факундо жесток, лишь когда кровь ударяет ему в голову, застилает взор — тогда все видится ему в багровом свете, по расчету же он расстреляет одного, прикажет выпороть другого. Росас, в отличие от него, никогда не впадает в ярость, он спокойно рассчитывает все в тиши кабинета, и оттуда исходят приказы его наемным убийцам.

Глава XII СОЦИАЛЬНАЯ ВОЙНА

Les habitants de Tucuman finissent leurs journees par des reunions champetres, ou a l'ombre de beaux arbres ils improvisent, au son d'une guitarre rustique, des chants alternatifs dans le genre de ceux que Virgile et Theocrite ont embellis. Tout, jusqu' aux prenoms grecs, rapelle au voyageur etonne l'antique Arcadie.

Malte-Brun

[329].

СЬЮДАДЕЛА

Факундо выступил в поход, и все — и санхуанские федералисты, и жены и матери унитариев вздохнули, наконец, словно очнувшись от жуткого сновидения. В ходе этой кампании Факундо обнаружил умение поддерживать порядок и быстроту передвижения, показывающие, какие уроки он извлек из прежних поражений. За двадцать четыре дня его войска преодолели триста лиг и почти наступали на пятки вражеским отрядам. Едва пришло известие о приближении Кироги, как он сам объявился у стен Сыодаделы, старинного военного укрепления, выстроенного еще по распоряжению Бельграно. Лишь моральными причинами и отвлечением командующего от стратегических задач можно объяснить непостижимую загадку: что могло сломить войска под командованием Ламадрида у Тукумана?