Фальшивая графиня. Она обманула нацистов и спасла тысячи человек из лагеря смерти

Рис сунул термометр под мышку еще до того, как Янина открыла дверь, и сейчас достал его. Он сказал, что температура высокая. Эсэсовец старался держаться подальше от больного, но задал несколько вопросов насчет симптомов. На некоторые ответила Янина, на остальные – сам Рис. Выслушав их, посетитель встревожился еще сильнее и отступил назад. Он выразил удивление случаем тифа в этой части города, где вода не заражена, но с диагнозом согласился. Выйдя на лестничную площадку, он подписал табличку и прикрепил ее к двери квартиры, велев Янине сидеть с остальными внутри. На табличке было написано: «Вход воспрещен. Подозрение на тиф».

Немного погодя в дверь опять постучали; Янина, открыв, обнаружила на пороге несколько флаконов с лекарством. Ее план сработал.

Позднее в тот же день из подвала поднялся сосед сказать им, что немцы уходят, а еще немного позже они услышали, как от здания отъехал грузовик. Однако немецкие солдаты подожгли соседнее здание, и Янина с соседями пережили несколько тревожных минут, ожидая, что с их домом произойдет то же самое. Наконец, ночью к ним пришли советские солдаты и объявили, что они свободны. За исключением узников Майданека, прибежавших прошлой ночью. Солдаты решили, что они кажутся подозрительными, и отправили их в Замек.

Ранним утром 25 июля 1944 года жители Люблина выбрались из подвалов и бомбоубежищ и увидели свой город в руинах. Квартал за кварталом в небо поднимались полуразрушенные стены без окон и крыш; некоторые здания еще горели. Кучи обломков, воронки от бомб, сгоревшие грузовики и танки перегораживали улицы. Повсюду были разбросаны части тел людей и животных, разорванных в клочья взрывами. Они гнили на июльской жаре, распространяя невыносимый запах и грозя эпидемиями[273].

Советские войска взяли Майданек тремя днями ранее; там оставалось 480 заключенных – в основном раненые советские военнопленные в Поле 2 и жертвы операций по усмирению в Поле 1. Эсэсовцы бросили лагерь всего за несколько часов до прихода русских, угнав с собой тысячу заключенных пешим маршем за сто километров и затем посадив их на поезд в Аушвиц. По пути охранники сотнями расстреливали тех, кто не выдерживал быстрого темпа[274].

В Майданеке эсэсовцы уничтожили большую часть лагерной документации, но остались другие улики их преступлений, в том числе газовые камеры. Хотя они подожгли крематорий, его здание сохранилось, как и печи, а также горы обуглившихся человеческих останков. Трупы жертв из Замека тоже лежали в ближайших рвах. Кучи человеческого праха и сотни тысяч пар обуви свидетельствовали о происходивших там массовых убийствах. Майданек был первым крупным немецким концентрационным лагерем, освобожденным советскими войсками, и первым, где сохранились доказательства того, что немцы использовали ядовитый газ для массовых казней в стационарных камерах. Русские привезли в лагерь иностранных журналистов, а также распространили кинохронику о том, что Красная армия нашла там[275]. Однако на Западе эти фильмы и материалы восприняли со скептицизмом. «Нью-Йорк геральд трибьюн» советовала не доверять «страшилкам из Люблина»: «Даже с учетом того, что нам известно о зверствах нацистов, данная информация кажется немыслимой»[276].

Жители Люблина быстро поняли, что их освобождение от немецких оккупантов не означает, что они и правда свободны. Как только немцы ушли, люблинский штаб Сопротивления начал формировать администрацию, которая подчинялась польскому правительству в изгнании в Лондоне. Однако 25 июля Советы передали власть над Люблином Польскому комитету национального освобождения (Polski Komitet Wyzwolenia Narodowego), или ПКНО. Польские коммунисты сформировали его в Москве по указке Сталина, который собирался с его помощью управлять польскими территориями, освобожденными советскими войсками.

На следующий день войска 1-й армии Войска Польского промаршировали по улицам Люблина. Эта армия под командованием польского офицера Зигмунта Берлинга была создана Советами и подчинялась Красной армии, к которой принадлежало большинство ее командиров. Хотя АК сражалась вместе с Красной армией при освобождении Люблина, советский военный комендант города дал АК выбор: присоединиться к 1-й армии Войска Польского или сложить оружие и самораспуститься. АК категорически отказалась от первого, а большинство ее подразделений – от второго. НКВД был готов к такому ответу. Через несколько дней после ухода немцев камеры в Замеке и бараки Майданека начали наполняться солдатами АК и участниками польского подполья[277].

Как только в Люблине прекратились бои, Янина вернулась в офис ГОС. Там к ней пришел нежданный визитер – заместитель министра труда, социальной работы и здравоохранения ПКНО доктор Йержи Моржицки.