Янина узнала и про евреев, недавно прибывших в Майданек. Мужчины, женщины и дети порой по несколько дней, сидя и стоя на голой земле, без воды и пищи дожидались в «палисаднике» – так заключенные называли небольшой огороженный участок возле душевой. Пройдя, наконец, краткий осмотр, некоторые отправлялись в душевые и камеры дезинфекции, в то время как остальных – преимущественно это были дети и взрослые старше сорока – заставляли раздеваться догола и гнали в газовые камеры. Обычно газовые камеры работали по ночам, и гул тракторных моторов заглушал крики жертв. Но теперь, когда евреи прибывали постоянно, эсэсовцы начали убивать их даже днем. Каждую ночь в лагере строгого надзора раздавались рыдания – евреи оплакивали утрату своих детей, родителей, жен и мужей.
Заключенные, выпущенные из женского отделения на Поле 5, сообщили Янине, что две тысячи белорусских женщин и детей, схваченных при антипартизанских рейдах, с марта находятся в лагере. Старших детей держат отдельно от матерей в бараках за колючей проволокой. После их прибытия там началась эпидемия тифа, бушующая до сих пор[149]
. Заключенные были потрясены вмешательством польского врача, доктора Стефании Перцановской, которой удалось убедить эсэсовцев выделить один барак для лазарета; теперь она оказывала в нем медицинскую помощь заключенным. Поскольку медиков среди узников-женщин было немного, Перцановская начала программу обучения для волонтеров. Однако у нее был лишь стетоскоп да пара термометров – ни лекарств, ни средств дезинфекции, ни перевязочных материалов. Янина узнала, что в женском отделении столько больных, что их невозможно изолировать для карантина[150]. От бывших узников мужского отделения Янина услышала, что тиф распространился и на другие части лагеря.У Янины появилась идея. До сих пор ей никак не удавалось встретиться с главным врачом Майданека, хотя Флорштедт разрешил ГОС консультироваться с ним по вопросам поставки медикаментов польским заключенным. Теперь она решила воспользоваться эпидемией тифа как предлогом, чтобы привлечь внимание доктора. В середине мая она добилась встречи с немцем, возглавлявшим департамент здравоохранения Люблинского округа. Обращение к нему было рискованным шагом, но Янина решила, что он может дать согласие – если не из простого человеческого сочувствия, то ради собственных интересов.
Как обычно, ее заставили ждать и приняли гораздо позже назначенного времени. Когда она вошла к суперинтенданту, тот стоял, глядя в окно, и не повернулся к ней. Янина решила воспользоваться своим обычным приемом.
– В Майданеке эпидемия тифа, – заявила она. – Наш комитет просит разрешения на поставки вакцины.
Доктор отреагировал предсказуемо: начал сыпать оскорблениями в адрес бесполезных польских общественных организаций, которые досаждают немцам, помогают предателям и покрывают преступников. Она подождала, пока он выдохнется.
– Я пришла к вам, потому что вы врач, хотя сейчас мне кажется, что с тем же успехом можно было пойти в СС. Но я обратилась к вам, потому что вы вроде как должны были давать клятву облегчать страдания. Я была уверена, что врач захочет помочь.
Он развернулся от окна и уставился на миниатюрную женщину, только что ответившую ему со скрытым вызовом. Потом суперинтендант предложил ей сесть.
– Я подумаю об этом, – сказал он совсем другим тоном, – но как вы завезете вакцину туда?
– Мы можем передать ее вам, – ответила Янина, – а вы передадите администрации Майданека.
Он начал мерять кабинет шагами. Янина тем временем рассказывала ему, что знала: про тифозных пациентов в лазаретах и бараках, лежавших на общих нарах с еще не заразившимися заключенными.
Суперинтендант ее перебил:
– Я поеду в лагерь и сам посмотрю, что можно сделать. Но, – пригрозил он, – если начнете распространять свои страшные истории, вам не поздоровится!
Он подошел к телефону и позвонил главному врачу округа, который был не в курсе сложившейся ситуации. Потом дозвонился до главы департамента БюФ, но тот все отрицал. Тем не менее суперинтендант договорился о совместной поездке в лагерный госпиталь на следующий день и пригласил Янину сопровождать его. Естественно, Янина ухватилась за это предложение, позволявшее проникнуть на территорию лагеря строгого надзора.
К моменту инспекции ее успели уведомить, что бараки лазарета отмывают и проветривают, а заключенных перемещают. Янина встретилась со свитой суперинтенданта возле здания администрации и увидела справа несколько строений, сверху закрытых огромным деревянным навесом. Основываясь на схемах лагеря, набросанных участниками Сопротивления, она поняла, что где-то под навесом находятся газовые камеры.