Накануне Бланке предупредил Перцановскую, что в женский лазарет доставят продукты питания. Он предупредил, чтобы она не вступала в разговоры с теми, кто их привезет, ограничившись только вопросами, непосредственно касающимися доставки. В то утро, желая произвести хорошее впечатление на тех, кто приедет с продуктами, Перцановская надела свою наименее грязную робу и повязала на голову платок. Она даже пыталась улыбаться, но уже не помнила, как это делается. Прошел почти год с тех пор, как ее арестовали за участие в Сопротивлении. После пятнадцати жестоких допросов гестапо отказалось от мысли разговорить ее, и в январе 1943-го Перцановскую бросили в Майданек. С тех пор ежедневные лишения и бесконечное насилие почти полностью уничтожили ее и лишили присутствия духа. Она пыталась держаться уверенно, ухаживая за смертельно больными и умирающими женщинами, которым мало чем могла помочь, но в действительности ничего не чувствовала, замкнувшись в твердой холодной скорлупе равнодушия.
Подходя к будке охраны, Перцановская увидела грузовики, заставленные бидонами и корзинами, и ее потрясло понимание того,
Доктор, пораженная, смотрела на женщину, пока та зачитывала список доставленных продуктов и объясняла, что такие же поставки будут прибывать дважды в неделю; туда также можно включить дополнительные продукты и лекарства, с одобрения главного врача лагеря. Перцановска не спускала глаз с этой пришелицы из другого мира – мира за колючей проволокой, – который казался ей недостижимым. На какие риски ей пришлось пойти, чтобы доставить эти сокровища заключенным? Перцановска повернулась к сотруднику медицинской службы и спросила:
– Могу я выразить мадам благодарность от лица заключенных?
Охранник-эсэсовец, заскучавший, пока Янина зачитывала список, уже занялся другими делами. Медик кивком показал женщинам, чтобы они вышли на улицу. Там Перцановска, едва сдерживая слезы, с трудом нашла слова, чтобы поблагодарить Янину.
– Вы не представляете, что для меня значит говорить с вами – свободной женщиной. Все в Поле 5 будут вам благодарны, когда узнают, что вы сделали, и будут завидовать мне, что я разговаривала с вами!
Янина посмотрела на человека из медицинской службы:
– Вы позволите мне пожать заключенной руку? – Она показала ему свои ладони. – Вы видите, у меня в руках ничего нет, я ничего ей не передам, просто пожму руку.
Медик оглянулся, убедился, что охранник не смотрит, и коротко бросил:
– Жмите руку, если вам так надо, только быстро!
Янина со слезами на глазах, вся дрожа, схватила руку Перцановской, сжала ее и произнесла:
– Передайте остальным, что это рукопожатие для них всех, от нас, кто еще на свободе!
Внезапно охранник выскочил из будки и закричал Янине, чтобы она немедленно заканчивала и убиралась. Перцановская изумленно смотрела, как Янина, даже не вздрогнув, спокойно объясняла ему на отличном немецком, что ей позволено обсуждать с доктором потребности лазарета, узнавать количество пациентов, нуждающихся в дополнительном питании, а также записывать необходимую информацию. Более того, поскольку в кузове грузовика бидоны с разными видами супа и разный хлеб, она должна показать доктору, где что находится. Когда Янина с Перцановской забрались в кузов и Янина начала показывать, где какой суп и хлеб, она потихоньку, на польском, спросила Перцановскую, не хочет ли та кому-нибудь что-нибудь передать. Перцановская, чувствуя на себе взгляд охранника, чуть заметно кивнула. Тогда Янина, с блокнотом в руках, сказала представителю медицинской службы, что должна записать данные сотрудников, принявших доставку. Медик назвал свою фамилию, а Перцановская прошептала ей адрес в Люблине и короткое сообщение, которое надо было туда передать.
Затем несколько эсэсовцев сели в грузовики и проехали на территорию лагеря строгого надзора. Дежурный сообщил Янине, что бидоны она сможет забрать у ворот завтра в час дня. Янина посмотрела, как Перцановская медленно идет обратно по дороге в ад. Эта картина еще несколько дней стояла у нее перед глазами.
Но на самом деле Перцановская улыбалась. «Снаружи есть храбрые люди, которые идут на риск ради узников Майданека», – думала она. Внезапно ей стало ясно,