Фальшивое венчание

В храме было сумрачно и прохладно. Свет, еле пробивающийся сверху из узких окон, почти не достигал пола, а зажженные светильники, стоящие на высоких треногах, были расставлены так, что освещали только середину храма и статую Светлого бога Триера, стены же терялись в темноте и казалось, что их вообще нет. Но всем было известно, что на стенах были фрески, изображающие бога и его деяния.

Конт и контесса, а так же их дочери прошли к статуе бога, который был изображен суровым мужчиной с мудрыми глазами. Одной рукой он опирался на рукоять меча, воткнутого острием вниз у его ног, в другой руке держал цветок из хрусталя. Меч олицетворял карающую силу бога, цветок – душу человека, которая, несмотря на грани, прозрачна для бога, а еще хрусталь символизировал чистоту души, которую человек должен блюсти.

У ног статуи стояла глубокая каменная чаша, куда семья Бедмод поочередно глубоко поклонившись, положила подношения – золотые и серебряные монеты, а так же заранее написанные записки с просьбами к богу.

Некоторые приносили не только деньги, но и дорогие сердцу вещи, которые они отдавали богу с надеждой, что он поможет.

После подношений все стояли еще какое-то время у ног высокой статуи, склонив головы и шепча молитвы. Затем конт сказал жрецу, который столько лет знает их семью, что они перед отъездом хотели бы исповедаться, получить наставление и благословение. К жрецу было принято обращаться за помощью, за советом и поддержкой. Он, как духовный служитель бога и приближенный к нему, мог наставлять на путь истинный, посоветовать или наоборот отсоветовать от чего-либо, к жрецу приходили, если человек нуждался в участии, опоре, или стоял на распутье, не зная, как ему поступить. А так же жрец, как посредник бога, благословлял от его имени на какие-либо деяния или намерения. Жрецы были слуги божьи и обращаться к ним было принято так же – божий или благочестивый служитель.

Жрец пригласил в исповедальню, что находилась за статуей бога, первым главу семьи. А остальных младший жрец отвел к скамьям, которые стояли почти у выхода из храма. Там женщины должны были дожидаться своей очереди, тихо молясь или слушая младшего жреца, читающего книгу деяний и наставлений бога.

Конт не задержался в исповедальне, после того, как он вышел, туда направилась контесса, она тоже была там недолго. Следующей вызвалась Илара, сказав, что у нее тоже грехов мало и выйдет она оттуда быстро. А Лея видела, что сестра ерзала на скамье и видно было, что ей не терпится пойти в исповедальную комнату.

Вопреки своим словам, Илара была у жреца долго, отец даже задремал на скамье под бормотание младшего жреца. Вышла Илара задумчивой и отрешенной.

Сестра уже села на место, а Лея все медлила, не поднималась.

– Бель, ты передумала, не пойдешь? – шепотом спросила мать, склонившись к дочери. – Надо тогда сказать жрецу.

– Нет-нет-нет, я пойду, – ответила Лея, торопливо вставая.

Мать вздохнула за спиной дочери и прошептала:

– Будь благоразумной, Абелия.

Лея, не оглядываясь, направилась к статуе бога, за которой находилась каморка-исповедальня.

Жрец, когда девушка вошла, спросил:

– Мне задернуть штору, чтобы разделить нас?

Лея знала, что так иногда делают, якобы это способствует большей откровенности, когда человек не видит жреца, его глаз, его эмоционального отклика на исповедь.

– Нет, не надо, – отказалась она.

– Тогда садитесь, мэйси Абелия, – кивнул жрец на стул напротив себя.

– Благочестивый слуга бога нашего Светлого, вы помните меня еще маленькой девочкой, поэтому можете, как и прежде, называть меня Леей и говорить мне «ты».

– Хорошо, Лея, – согласился жрец, – ты тоже можешь мне просто говорить – божий служитель Паранс, как и прежде. Тебя не было четыре года. Там, где ты жила, посещала ли храм?

– Да, божий служитель Паранс, посещала.

– Молилась ли, исповедовалась ли?

– Да, божий служитель, молилась и исповедовалась.

– Во всех ли грехах каялась?

– Не во всех, божий служитель, – опустив голову, прошептала Лея.

– А сейчас желаешь ли в этих грехах признаться?

– Это не только моя тайна, божий служитель, – еще ниже опустив голову, прошептала она. – Я не вправе ее открывать даже вам.

– Что ж, надеюсь, что настанет такое время и ты во всем признаешься, – немного помолчав, сказал жрец. – А сейчас в каких же грехах ты желаешь признаться? Или ты нуждаешься в чем-то?

– Да, божий служитель, я нуждаюсь в вашем совете… или в вашем… в общем… скажите, божий служитель… брак, освещенный другими богами… может ли считаться в Империи… действительным.

– Какими другими богами, Лея? – нахмурился жрец. – Неужто ты имеешь в виду темного бога… в этих стенах даже имя его запрещено произносить!

– Нет-нет-нет! – испугалась Лея. – Я… но… ведь до того, как Империя пришла на эти земли, здесь же поклонялись другим богам?

– С чего ты это взяла? – удивился жрец.

– Ну… я читала… интересовалась… немного, но книг об этом мало.

– Мне твой интерес странен. Но… если тебе так любопытно… здесь… в храме… в подвалах есть большая библиотека. Можешь приезжать, я разрешу тебе читать некоторые из книг.